«Люди начинают верить в диковинные вещи»

«Во главе с бунтарем по имени Иисус»

— Давайте сразу разберемся в терминах. Вы предпочитаете говорить не «секта», а «новое религиозное движение». Почему? 

— Этот термин принят среди религиоведов, потому что он нейтральный. И это некая презумпция невиновности: все-таки когда что-то изучаешь, нельзя быть изначально предвзятым. Любая религия начинается как «новое религиозное движение». И христианство тоже было им. Кстати говоря, его встречали в штыки представители иудаизма.

— То есть с точки зрения религиоведения христианство — это иудейская секта первого века?

— Многие исследователи так и называют. Есть целые труды, где христианство рассматривается как «секта», как «новое религиозное движение» в иудаизме. Во главе с бунтарем по имени Иисус.

— Получается, изначально значение слова не было негативным? 

— Это греческое слово существовало и до христианства и обозначало философскую школу: секта Пифагора — как философская школа Пифагора. Затем появился богословский смысл, который восходит к началу христианства как религии — когда была масса дебатов с еретиками и «сектой» называли людей, которые отделялись от церковного большинства, отстаивали свою истину. 

Позже появился социологический смысл. Одни из первых социологов, Макс Вебер и Эрнст Трельч — немцы, протестанты, — разработали социологическую типологию, где противопоставили церковь «секте» после исследования в Америке религиозных организаций, которые не подпадали под классическое определение церкви, там был уместнее термин «секта». Без негативного смысла.

И наконец, термин «тоталитарная секта» придумали борцы с религиозными меньшинствами, смешав два негативных понятия: тоталитаризм и секту в негативном значении. Получилась универсальная страшилка и для верующих, и для неверующих, чтобы нагнетать неприязнь к потерпевшим. Его много и часто используют, но нет реальности, которая отвечала бы этому понятию. 

Сегодня слово «секта» секуляризовалось и стало обозначать просто группу упертых людей, которые противопоставляют себя мнению большинства, закрыты для мира, догматичны.

— Нередко можно услышать обвинения сектоведами религиоведов в том, что они якобы как-то связаны с сектами и потому их защищают от критики. Правда ли это?

— Я довольно много общаюсь с людьми, изучающими новые религиозные движения. Не только русских — до пандемии я постоянно ездил на конференции, где собеседниками были и итальянцы, и англичане, и американцы, и французы.

Это техника безопасности — объективно относиться к изучаемому. Среди историков религии широко практикуется методологический агностицизм: когда вы начинаете изучать какую-то религию, собственные религиозные взгляды, если есть, выносите за скобки. Когда исследую религиозные тексты, я становлюсь агностиком — ни да, ни нет, не принимаю взглядов, не выношу своего суждения, истинны они или нет. У меня задача другая: изучить внутреннюю логику. Истинны они или нет — вне моей компетенции, пускай верующие решают. 

— Еще очень популярно мнение, что новые религиозные движения всегда радикальны. Это так?

— В новых религиозных движениях много молодежи. На Западе, например, это часто люди либеральных взглядов, получившие образование в университетах. И отношение к миру у них остается терпимым, толерантным, либеральным. Они не несут радикальную угрозу. Попадаются и представители консервативного мировоззрения: недавно наблюдал за Церковью сайентологии в Лос-Анджелесе, которая занимает консервативную позицию. Но радикалы могут быть любыми: и левыми, и правыми.  

— Да, но и среди посетителей православного храма тоже могут быть как либералы, так и консерваторы. Откуда такое внимание именно к новым религиозным движениям и ожидание угрозы от них?

— Новые религии — экзотика, что-то непривычное. Причем тут сходятся крайности: и консерваторы, и прогрессистская, даже левая интеллигенция начинают упрекать новые религиозные движения в промывке мозгов своих последователей. Одни — потому, что это новое, другие — потому, что не понимают, как рациональные люди могут верить в чепуху. И те и другие приходят к выводу, что на этих людей как-то повлияли, промыли им мозги.

«Признай себя врагом во имя великой цели»

— Как вообще возникла идея о промывке мозгов? Насколько она научна?

— СССР и Китай дали почву. Когда на Западе читали, например, что говорили на процессах 1937 года осужденные несчастные — Бухарин и иже с ним, возникал вопрос: что с ними сделали? Да, пытали, но можно же было уже на открытом процессе не говорить ахинею, а сказать то, что они реально думают. Тогда впервые задумались о том, что есть манипулятивное воздействие на психику. 

В замечательном романе Артура Кестлера («Слепящая тьма» об эпохе Большого террора в СССР второй половины 1930-х годов. — Прим. ТД), где он пытался объяснить, как манипулировали большевиками, один следователь говорит: «Ты сделал эту революцию, как ты можешь ее предать? Если революция требует от тебя, чтобы ты признал себя ее врагом, ты должен сделать это во имя великой цели».

Потом пришла эпоха массовых коммуникаций, пропаганда — геббельсовская и коммунистическая. Как сумел Гитлер цивилизованному народу до такой степени изгадить сознание? Манипуляцией. Затем эпоха телевидения, могущество манипулятивных средств усилилось. Но главную роль сыграли изменения взглядов американских пленных во время Корейской войны, когда там фактически сражались Китай и Америка: их брали в плен, после чего на пресс-конференции они говорили, что Мао Цзэдун — великий человек. Тогда и оформился термин «брейнвошинг», в переводе с английского — «промывание мозгов».

Но психологи пришли к выводу, что в сфере религии эта концепция не работает, потому что [для ее формирования] необходимое условие — это ограничение физической свободы. Когда американские пленные вернулись домой, их любовь к Мао Цзэдуну быстро выветрилась. А неофитов в новых религиях в тюрьму никто не сажает — они обращаются добровольно. Американская психологическая ассоциация заявила, что концепция «брейнвошинга» в религиозной сфере не научна и ее нельзя принимать в качестве свидетельства в судах. В академическом мире в отношении новых религиозных движений этот термин перестали использовать.

Иллюстрация: Николай Филатов для ТД

— Но разве действия членов «Аум Синрике», совершавших террористические атаки и убийства, нельзя объяснить именно промывкой мозгов?

— Нужно разделять новые религиозные движения и религиозный экстремизм, который часто связывают с исламом и другими религиями — белые супрематисты тоже в каком-то смысле религиозные террористы.

В истории же новых религиозных движений случаи такого религиозного терроризма ограничены. Кроме «Аум Синрике» ничего в голову не приходит. С натяжкой еще пара движений, например «Небесные врата» в Калифорнии. Но там не было терроризма, там был суицид: ждали пришельцев, чтобы те забрали их в космос, а в земном теле в космос не улетишь.

Тут другая проблема: эволюция религиозных взглядов. И общественная роль моих коллег и моя в том, чтобы определить, когда мирные и толерантные люди, говорящие о любви к миру, превращаются в агрессивных персонажей. 

Борцы с сектами примитивно криминализируют религиозные движения, загодя объявляя их вне закона и обвиняя исключительно в алчности и жажде власти, и это абсолютно непродуктивный подход. Более тонкая работа — пытаться выяснить факторы риска. 

— Можете их назвать?

— Я бы выделил четыре. Главный — так называемый гуруизм (от «гуру», в переводе с индийского — «наставник»): когда наставник становится ответом на все твои вопросы, религиозные и нерелигиозные и ты перестаешь воспринимать его критически, полностью подчиняешься. Это может сильно исказить [психику] человека. 

Гуруизм неизбежен во всех религиях: взять то же православное младостарчество, когда молодой священник начинает гонять своих прихожанок, учит жить их. Но в демократическом этосе, который господствует в европейских и американских новых религиях, нарабатываются защитные механизмы. Например, в дзен-буддистском центре в Сан-Франциско был гуру Ричард Бейкер: американец, получивший посвящение от японца, Гарвард окончил, книжки писал — харизматическая фигура. Американцы пришли к выводу, что он слишком много на себя берет в этом центре, и выгнали его. 

В частности, это же было в «Аум Синрике», когда [лидер] Асахара призвал последователей просто взять дело в свои руки и ускорить конец света — сколько можно ждать? Они устроили теракт как триггер конца света.

Третий — финансовые махинации, случаи мошенничества. Если это начинает выглядеть как пирамида, то это следует отследить и это следует пресечь. Хотя опять-таки возьмите исторические церкви — там что, контроль, отчетность? 

И последний фактор — медицинские практики. И я не про отказ от лечения по религиозным соображениям. Опасен так называемый феномен целительства: когда человек смертельно болен, а ему обещают избавление от рака четвертой стадии. Помню, человек с пародийной фамилией Грабовой сказал, что может воскрешать мертвых, — и матери погибших детей потянулись к нему.

Когда проявляются эти признаки, исследователь движения должен задуматься, написать об этом, предупредить.

 «Специалисты нужны, а не борцы со злом»

— «Виссарион» тоже предлагал лечиться духовно, чтобы излечиться физически. 

— Этот троп — общее место для религиозного сознания. Посмотрите на какого-нибудь священника, который скажет: «Душу лечи, тело последует, если обретешь спасение духовное». В целительстве опасность в том, что настаивают на отказе от медицины, — так и человека угробить можно.

Виссарион не был таким целителем и вел себя как православный батюшка или, скажем, протестанты-фундаменталисты, которые «лечат» наложением рук (по версии следствия, из-за запрета Виссарионом обращаться за помощью к «мирским» медикам в семье его последователей скончался заболевший ребенок. — Прим. ТД). Но государство стало активно с инакомыслием в любых сферах бороться. И религиозная сфера не исключение, тем более что православная церковь настаивает на монополии учения о спасении, а сектоборцы сотрудничают с силовиками. 

Почему именно Виссариона избрали, я не знаю. Но силовиков тоже можно понять — они же опираются на мнения сектоборцев, того же Дворкина, экс-советника министра юстиции, который рисует абсолютно апокалиптичную картину, мол, самая страшная угроза для власти — сектанты. В Головинском суде, где я присутствовал на рассмотрении дела «Свидетелей Иеговы» (организация признана экстремистской в России. — Прим. ТД), он утверждал, что якобы они мечтают неверующих из автоматов перестрелять, когда будет битва армагеддонская.

И когда журналисты красноярские спросили у силовиков, почему они так вооружены, те отвечали: «А как же, они должны были нам вооруженное сопротивление оказать, они же там с оружием сидят». Это явный, на мой взгляд, результат дезинформации со стороны сектоборцев. (В сентябре во время обысков в доме Виссариона нашли склад с оружием, в том числе винтовки, арбалеты и кинжалы. Оно оказалось легальным. — Прим. ТД.) 

— Но была же история религиозной группировки «Ветвь Давидова», когда ее сторонники вели настоящие военные действия с представителями американских правоохранительных органов. 

— У них было оружие, а в Техасе, когда есть оружие, оно обязательно выстрелит. Надо понимать культуру этого штата. Виссарионовцы держали какие-то карабины, потому что жили в тайге.

Сторонники «Ветви Давидовой» стреляли в агентов, которые пытались ворваться на их территорию. Американские силовики, вместо того чтобы позвать религиоведов, позвали антикультистов своих, которые наговорили с три короба. А на самом деле Дэвид Кореш [лидер группировки] заявлял, что перестанет сопротивляться, когда переведет последнюю главу из Откровений Иоанна Богослова. Нужно было с ним поговорить, подебатировать по поводу его перевода. Специалисты нужны, а не идеологические борцы со злом.

У виссарионовцев очень интересная идеология. Было одно исследование виссарионовцев толковое историка религии Александра Панченко, он еще в начале 2000-х годов ездил и показал, кто это такие и почему от них в общем-то не надо ждать агрессии.

— А как обстоят дела у виссарионовцев с другими факторами риска, о которых вы говорили?

— Есть признаки гуруизма и эсхатологизма. Обожествляли Виссариона, он сам этому не противился, тем паче у него такая внешность импозантная, с этой бородой. Похож на Спасителя. Даже и не верится, что бывший милиционер.

Но происходило смягчение этих факторов: судя по опросам, которые Панченко проводил в 2000-е годы, то есть через 10-15 лет после возникновения движения, сначала они с Христом его ассоциировали, потом стали называть «учитель», «наставник». Гуруизм не рос, а снижался.

А эсхатологизм страшен, когда связан с идеей катастрофы. Но есть и мягкий вариант — хилиазм, милленаризм, когда ждут наступления тысячелетнего царства добра.

Это похоже на коммунистическую утопию: ты не думаешь, что мир погибнет в катаклизмах, а надеешься на то, что, если ты будешь жить правильно, это царство наступит.

[В случае с общиной Виссариона] на православие наложились эзотерические оккультные идеи New Age, и еще к этому коммунистическая идеология [примешалась]. Получилась любопытная штука. Теперь туда прилетели с автоматами.

— Как вы относитесь вообще к деятельности отечественных сектоборцев? В частности, упомянутого Александра Дворкина? 

— Дворкин, по-моему, совершенно зациклился на криминализации новых религиозных движений, он уже не может на них смотреть иначе чем как на преступников. Прямо инквизиция — не зря он в американском Католическом университете учился после того, как окончил православную семинарию под Нью-Йорком. Там начитался про антикультистов и их идеологию, стал применять в России без учета культурной специфики, полностью перенося опыт сюда. А разница огромная между странами.

Это вреда бы не принесло, если бы продолжалось в сфере религиозной полемики и он сражался с «сектантами» с помощью слова, как это делал Андрей Кураев, умный богослов: даже когда он допускал явные преувеличения, никогда не призывал к тому, чтобы сектантов лишать свободы слова и сажать. Он был за дебаты и часто побеждал, потому что у него хорошая богословская школа. 

Был бы диалог — он обостряет умы, но смягчает сердца… Ведь что самое опасное в религиях? Когда они замыкаются в себе, когда они абсолютно закрыты, когда они начинают настаивать на абсолютной монополии на истину. Все религии настаивают на этом, но [тут важно, чтобы] не в ущерб другим. И точно без криминализации инакомыслящих.

Иллюстрация: Николай Филатов для ТД

— А община Сергия — это не пример толерантности государства к инакомыслию? Вертолеты туда не прилетают, и маски-шоу тоже, как к Виссариону. 

— Сергий — это типичный пример возникновения секты в прямом религиозном смысле внутри большой исторической конфессии, православия. Он доводит до логического конца воинственные настроения, характерные для православных фундаменталистов. Это достаточно широкие настроения, и Сергия так долго терпели, потому что он в тренде широкого русла внутри конфессии. В какой-то момент решили и его укоротить — его же из сана извергли, серьезные меры религиозные применены к нему были.

По-человечески понять можно: перед силовыми структурами стоит задача борьбы с религиозным экстремизмом, есть отчетность. Но когда надо выступать против тренда внутри культурообразующей — как они сами называют — религии, вызывая раздражение значительного количества людей, которые, может быть, не такие приверженные, как Сергий, но внутренне его поддерживают, генерал почешет голову и подумает, зачем ему такие неприятности. Он лучше возьмет маленькое движение какое-то.

«Поняли, что перегнули палку»

— «Свидетели Иеговы» — очень крупное движение. Тем не менее государство не боится его преследовать.

— У меня подозрение, что начальники стали понимать сами, что они сделали ошибку. Но очень трудно делать шаг назад. Эти товарищи ошибок своих не признают. Сложно понять, как принимаются решения на самом верху. 

В прошлом году Путина на президентском совете по религии спросили: за что свидетелей Иеговы сажают? На что Путин сделал удивленное лицо: действительно, за что их сажают, они же вроде верующие? Надо разобраться. Прошло два года — все разбираются. Вероятно, поняли, что перегнули палку, пытаясь угробить крупное международное религиозное движение.

— Что стало триггером к их преследованию?

— Борьба с инакомыслием. Свидетели Иеговы идеально подходят: они американские, «явно» засланные казачки, агенты мирового капитализма. И у них не очень хороший публичный образ. Это движение, в котором зашкаливает эсхатология: они беспрерывно пророчествовали, начиная с XIX века, о том, что скоро конец света. Чрезвычайно замкнуты. У них внутри нет демократических свобод. В демократическом обществе они вызывают неприязнь. В Америке в 1950-е годы во всяких бракоразводных процессах отдавали предпочтение мейнстриму религиозному [в ущерб свидетелям Иеговы]: разводится муж с женой — свидетельницей Иеговы — детей оставляют не с матерью, а с отцом.

Но насколько я помню последние исследования, они эволюционируют и все больше похожи на обыкновенную протестантскую деноминацию. Это характерно для многих религий, возникших в XIX веке, — тех же мормонов, к примеру. Новые религии имеют свойство меняться в сторону респектабельности, мейнстрима — это факт.

— А менялось ли вместе с самими свидетелями Иеговы отношение к ним общества и государства?

— Свидетели Иеговы — довольно упорные люди, кучу апелляций подавали, и им удалось переломить ситуацию: давление на них снизилось. Они очень много сделали для утверждения свободы и толерантности [в США]. Помню курьез: по [американскому] радио бывший министр юстиции заявил, что ни одна американская конфессия не сыграла такую большую роль в утверждении принципов религиозной терпимости, как «Свидетели Иеговы». Сейчас принцип религиозной свободы защищают сами консерваторы в США. 

— То есть свидетелей Иеговы в Европе или США не преследуют просто по факту принадлежности к общине?

— Чтобы сажать — такого вообще не было. Было, что ущемляли права. Предположим, кровь отказываются переливать девочке — тут, с точки зрения свидетелей, права религиозной свободы ущемлялись.

— Но если государство ограничивает религиозную свободу, заботясь о ребенке, — это же оправданное ограничение?

— Это оправданно, безусловно, да. Когда дело идет о несовершеннолетних, когда родители навязывают несовершеннолетним свою религию. Но если ты совершеннолетний, ты сам становишься субъектом права и имеешь право делать выбор. Даже если эта свобода во вред и ты во власти религиозных заблуждений, ты имеешь право им следовать. 

— Есть ли какое-то понимание, нужна ли работа государства с новыми религиозными движениями и как ее выстраивать, если да? 

— На самом деле государство не может отвечать за все, но было бы неплохо поощрять различного рода общественные организации, которые изучают, мониторят новые религиозные движения, но, это очень важно, не причисляя их к идеологическим врагам, а опираясь на науку. И если возникают эксцессы — указывают на них.

Но они в любой религии. Недавно меня попросили написать предисловие к книжке, где бывшая послушница описывала, как она попала в православный монастырь. Там такой гуруизм — ее игуменья, настоятельница, проявляла какое-то обсессивное стремление к власти, шло уничтожение любых форм сопротивления внутри монастыря, что ни одной так называемой секте такое не снилось.

Когда нарушается Уголовный кодекс — надо карать. Но за религиозное и любое инакомыслие карать бессмысленно и бесполезно. Будь то в новых религиозных движениях, респектабельных православных монастырях, иной сфере — Уголовный кодекс должен равно применяться ко всем. И его хватит, никаких законодательств антисектантских не надо, они бессмысленны.

— Есть ли тенденция к увеличению количества новых религиозных движений? Их становится со временем больше или меньше?

— Макс Вебер, величайший социолог религии, выдвинул теорию секуляризации: усиление науки, «расколдовывание» мира приведет к тому, что религия отойдет на периферию общества и утратит свою власть. Так оно и было в первой половине XX века. Правда, тут же возникли жуткие секулярные идеологии, фашизм и сталинизм, которые негативную сторону религии с успехом взяли на себя.

Потом пошла другая волна — сейчас ученые говорят о постсекулярном мире. Вместо того чтобы двигаться дальше в сторону рациональности, люди начинают верить в диковинные вещи. Новые религиозные движения — часть постсекулярного мира. В 1960-е годы произошла контркультурная революция и дала импульс новым религиям. В США в 1970-е годы у новой религии — трансцендентальной медитации — было несколько миллионов последователей. 

В интернете любой может объявить себя пророком. Новые религии, как правило, создаются любителями — это харизматические фигуры, может быть, не слишком образованные, но с пророческим импульсом. Стихия социальных сетей — всеобщий разгул демократизма или дилетантизма, где люди, зачастую несведущие, с апломбом высказывают свои убеждения, и за ними следуют. Говорить о том, что в будущем нас ждет безрелигиозный мир, в котором не будет вообще никаких религий, в том числе и новых, — нельзя. Но и что будет мощный подъем религий по всему миру, тоже нельзя сказать. На глобальном Юге (Латинская Америка, Африка, Ближний Восток, Индия, Китай) религиозный подъем — религиозные движения исчисляются миллионами. На глобальном Севере секуляризация продолжается. 

И я не сомневаюсь, что продолжится. Но навстречу секуляризации идет обратный поток, который ведет к повторному «заколдовыванию» мира. Волнами, как в детской присказке: море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три. И когда мы рассуждаем о религиях, мы должны оперировать большими временными периодами. Сколько [лет] христианству? Сколько исламу?.. Те религии, что возникли в XIX, XX, XXI веках, скорее всего, так долго не протянут. Но родятся новые. Волна поднимается, а потом растворяется в океане, и на смену приходит другая, если продолжать метафору.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!