«Она не заслужила»
В 2019 году МВД России зафиксировало более 15 тысяч случаев домашнего насилия в отношении женщин. Некоторые из них могут сами рассказать о том, что с ними произошло, — сжавшись при мыслях о кулаках, криках, фразах «сама виновата», «хотела бы — ушла бы» и «это чужая семья, сами разберутся». Но есть и другие. Их можно только вспомнить, а выслушать уже нельзя. «Такие дела» узнали, кто и как борется за тех, кто остался в темноте навсегда
«Живой выкидыш»
«Она не заслужила того, что он с ней сделал. Мог бы просто уйти и не трогать ее», — ровно, без надрыва произносит голос в трубке. Потом голос становится глуше, уходит куда-то в сторону и коротко бросает усталое: «Ева!» Ева — требовательная двухлетка, которая вместе с двоюродным братом где-то вдалеке громит квартиру. Голос в трубке — Даша, Евина родная тетя, которая недавно стала ее постоянным опекуном. А «он» и «она» — Евины родители: папа Назаров, который сейчас ждет очередного заседания суда в СИЗО, и мама Катя. «Я/МЫ Катя» — так я думаю о ней, собирая этот текст. Думаю, когда пишу, думаю, когда редактирую. Я/МЫ — Катя. Разница в том, что Кате досталось гораздо больше, чем я, например, смогла бы выдержать. И сама она об этом уже не расскажет.
Принцип «хорошо или ничего» к Кате неприменим: «нервотрепка», «головная боль», «крест» — эпитеты кочуют из одного интервью в другое и складываются в образ классического вечного подростка, который ничего не хочет, ни к чему не стремится и привирает по поводу и без. «Все, что она говорила, надо было делить на 50, а то и на 60, — говорит Даша. — Например, своим соседям она рассказывала, что выросла в детском доме».
На самом деле Катя была последним, седьмым ребенком в относительно благополучной московской семье — пьющий папа и «нормальная» мама. Родилась в 93-м, в пять месяцев — менингит, воспаление легких, кардиомиопатия, из-за которой ей в четырнадцать сделали операцию и назначили пожизненную лекарственную терапию. «Живой выкидыш», как про Катю сказала тетя. Из залюбленной родителями «младшенькой» она за два года превратилась в сироту — папа умер в 2007-м, а в 2009-м не стало мамы.
Девятнадцатилетняя Даша оформила над сестрой опеку и стала ее «тянуть». После девятого класса, который Катя еле окончила, Даша пристроила ее в колледж учиться на ландшафтного дизайнера. Там у Кати «не пошло» — через два года она бросила учебу. Даша пыталась найти ей работу, помогала деньгами. Говорит, что надо было, конечно, поддержать и психологически, но кто в девятнадцать лет делает скидку на переходный возраст и тоску по маме с папой? Трудная, непослушная, проблемная — и все.
«У меня подруга открыла свой салон груминга [стрижек и ухода] для животных. И говорит: “Кать, пойдем ко мне, будешь у меня листовки раздавать возле метро”. Катя пришла с каким-то нерусским, взяла листовки и выкинула их через пять минут в помойку. И ушла», — вспоминает Даша.
Даша говорит с горечью: она кормила Катю, заботилась, находила ей подработки, что ж еще? У самой Даши и такой поддержки не было. Я думаю о Катиной невеселой жизни. «Живой выкидыш» с хроническим заболеванием, который в шестнадцать лет остался без родителей, врет и не хочет учиться. Ну то есть ведет себя как типичный подросток. И при всех вводных вполне неплохо справляется. Я бы, скорее всего, билась головой об стену и/или посылала всех вокруг.
Катя периодически подрабатывала кассиром в «Пятерочке», мыла полы в гостинице, в перерывах перехватывала на продукты у Даши и еще одного своего неофициального «опекуна» — старшего брата Бори. Никого ближе и надежнее у нее не было — Катя, по словам Даши, в какой-то момент «вышла из социума, в кино не ходила, в кафе не ходила». Иногда оказывалась в сомнительных компаниях, потом — в передрягах, из которых Даша ее регулярно вытаскивала. Какие именно были «передряги» — она и сама не помнит. Для ее истории это не так уж и важно. Да и сама история, по словам Даши, началась, когда Катя встретила Назарова и родила Еву.
«Когда он приходил, начиналась вакханалия»
В восемнадцать лет Кате и Боре дали «сиротские» квартиры в социальный найм — в одном подъезде на разных этажах. Катя заселилась не сразу — сначала жила дома с Дашей, потом с Борей и его женой, часто ездила к маминой подруге в Елец. Интересно, думаю я, как бы сама Катя объяснила свою миграцию по родным и «неродным»? Не хотела быть одна? Искала семью?
В 2015-м наконец Катя переехала к себе в квартиру. А еще через два года у нее поселился Назаров — тридцатипятилетний пьющий ремонтник из Приднестровья без определенного места жительства, считавший своим долгом наставлять и воспитывать «непутевую, не знающую жизни» Катю матом и кулаками. Катя забеременела, в 2018-м родилась Ева. В Назарова она не верила — говорила, что положиться на него нельзя, и даже не стала вписывать его в Евино свидетельство о рождении, чтобы в статусе матери-одиночки оформить детское пособие и хоть на что-то жить. Бежать от Назарова ей, казалось, было некуда — из ее квартиры уходить он отказывался: «У меня тут ребенок».
С появлением Евы Катина жизнь изменилась: ребенок ее успокоил, выровнял, спрямил острые углы. «У нее дома всегда было чисто, даже постельное белье было выглажено. Все разложено по ящичкам, — вспоминает Даша. — К Еве она относилась очень хорошо. Если у Евы что-то случалось, например, живот болит, она сразу бежала в поликлинику. Мама она была очень хорошая. Когда он [Назаров] уходил, она нормально жила: дома чисто было, она занималась ребенком. А когда он приходил, начиналась вакханалия».
Даше Назаров сразу не понравился: ленивый, жадный, пьет и скандалит при ребенке, Кате совсем не помогает. Мог вдруг уехать и оставить их с Евой без копейки. «Прошло две-три недели [после Катиных родов], и она у меня просит деньги на подгузники, на еду. Я ей говорю: “А где твой муж?” Она говорит: “Он уехал на заработки”. Она только после кесарева сечения была. Без денег, без еды, без всего», — рассказывает Даша. И признается: когда стало понятно, что Назаров — это надолго, она «отошла от Кати». Из родных у Кати осталась только двухлетняя Ева.
«Сама порезалась»
Катя не жаловалась близким на побои (да и кому жаловаться — сестре, которая «отошла», или друзьям, которых нет?), но соседи следы «семейной жизни» замечали нередко. Катина соседка Ольга иногда заходила к ним в гости и даже пыталась вмешиваться в семейные разборки: «Однажды я увидела у нее синяк под глазом. Откуда бы он взялся? В другой раз у нее была порезана рука. Я ее спросила, что случилось. Она сказала: «Он начал на меня орать, ругаться, взял нож и на меня бросился. И я, защищаясь, взялась за лезвие». Ольга даже поговорила с Назаровым, но в его версию о том, что Катя сама порезалась, не поверила — позвонила участковому, тот вызвал наряд полиции, Назарова забрали, а через пару часов отпустили.
Катя за три года написала на Назарова три заявления, снимала побои (с порезанной рукой она тогда пошла в травмпункт), даже попыталась организовать его депортацию обратно в Молдавию — она изо всех сил старалась оградить Еву от пьяных скандалов. Суд вынес решение о его выдворении из РФ, но участковый, который должен был его исполнить, делать этого почему-то не стал. Даже если бы могла, я бы не стала спрашивать Катю, почему она просто не выгнала Назарова, не поменяла замки — ответ вполне очевиден. Он же подкараулит в подъезде и изобьет с еще большим остервенением, чем обычно, а самое страшное — случайно или нарочно заденет Еву. Уехать к знакомым? Не так уж их и много, этих знакомых, да и у тех, что есть, дольше пары дней не задержишься — придется возвращаться домой. Продать квартиру? Но ее же еще приватизировать надо, а это время, надо где-то скрываться, врать, а если узнает? Что тогда будет?
Ни одно Катино заявление не отработали — не опросили ни ее саму, ни Назарова, ни свидетелей, не провели судебно-медицинскую экспертизу, чтобы определить тяжесть побоев, ни разу не привлекли Назарова к ответственности. Возбуждать уголовное дело каждый раз отказывались. После пары часов в отделении Назаров возвращался к Кате. «Одна, наверное, не хотела быть, — говорит Ольга. — Сначала она хотела от него избавиться, но он начинал чуть лучше себя вести, и она надеялась, что что-то изменится. Ничего не изменилось».
Спасательный ресурс Ольги в какой-то момент иссяк, она сказала извечное: «Разбирайтесь сами». Даша и Боря тоже свели общение к минимуму — сил слушать сломанную пластинку с песней про «поссорились-помирились» не осталось. И тогда, 13 марта, увидев Катино сообщение «Перезвони, пожалуйста», Даша подумала: завтра. Так же подумала и Ольга. И полиция, которую четыре раза вызывала Катя и два раза соседи. Катя везде искала помощи. О чем она сама тогда думала — неизвестно. Возможно, о том же, о чем и всегда, — о Еве.
«Лежи, умирай»
Пить в тот день Назаров начал с утра. После «конфликта на бытовой почве с применением физической силы» Катя вызвала полицию, схватила Еву и убежала во двор — отсиживалась в машине соседа до приезда наряда. А когда Назарова забрали, попросила соседа подняться с ней в квартиру и немного посидеть — дверь они заперли, а ключей у Назарова не было. Назарова отпустили из отделения «после разговора» — он вернулся, стал стучать, а когда понял, что дверь не откроют, вырвал проводку на электрощитке — Катя вышла посмотреть, в чем дело, а Назаров ворвался и увидел соседа. Потом, на следствии, он скажет, что мотивами убийства стали ревность и визит в отделение. Сосед тогда ушел, и больше в ту ночь в квартиру уже никто не входил.
Наряд приехал еще раз — соседи встретили полицию у двери и потребовали вскрыть квартиру. Вскрывать никто не стал, а реагировать на стук и подавать признаки жизни Назаров Кате запретил. Полицейские постояли, послушали тишину и ушли. В какой-то момент Назаров перестал кричать и угрожать. И решил «проучить».
«Там конкретное убийство. Он пытался ее добить и сделал это. Забил как собаку — и лежи, умирай. Бил по лицу, по рукам и в грудную клетку. Пятьдесят раз ударил. Пятьдесят. Это добивание называется, — говорит Даша. — Только когда она захрипела, он перестал. Еще вроде как пытался оказать ей первую помощь, искусственное дыхание делал. И рассказывал, что пытался до соседей достучаться, ходил по лестничной клетке и просил помощи. В трусах, пьяный, весь в крови. Ему никто не открыл. Я бы тоже не открыла».
Десять внутренних кровоизлияний, разрыв печени, разрыв селезенки, переломы ребер и литр крови в брюшной полости. Но Даша уверена: Катю можно было бы спасти, если бы ее вовремя нашли.
Даша пыталась дозвониться до Кати два дня. Не паниковала — мало ли, поссорились-помирились, не хочет разговаривать, бывает. Участковый на ее просьбы зайти и проведать сестру отрезал: «Нет времени». В понедельник Даша не выдержала и поехала: в темной квартире, заваленной бутылками из-под детского сока, молока и алкоголя, спали Ева и пьяный Назаров. На плите — пятничный нетронутый обед, мясо по-французски, суп и компот. А на кухонном диване — холодная Катя.
«Не место ему среди людей»
Сейчас Назарова судят по статье 111 часть 4 (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего). Следствие считает, что убивать Катю он не хотел — иначе бы взял нож и зарезал. «Здесь очень тонкая грань. Ударом кулака тоже можно убить», — говорит адвокат Анна Гордеева, которая сейчас представляет интересы Даши и Евы в суде. Во время следствия она ходатайствовала о переквалификации статьи на 105 (убийство с особой жестокостью). Максимальное наказание по ней — пожизненный срок, по 111-й — пятнадцать лет.
Еще Анна защищает Дашу и Еву по двум делам. Помимо «тяжких телесных» они проходят потерпевшими по делу о халатности правоохранительных органов. Анна уверена, что в день убийства отпускать Назарова полиция права не имела — вместо этого его надо было оставить в участке, а потом принудительно депортировать, потому что в его паспорте стояла отметка о выдворении из страны. Если дело будет выиграно, Еве и Даше компенсируют моральный и материальный вред. Но что случилось с Катей, им еще только предстоит пережить.
«Чувство, что я не уберегла ее, — признается Даша. — Что все могло быть по-другому, если бы я подошла к телефону тогда и если бы она мне все рассказала про него. Жалко ее по-человечески. Она добрая была, никому никогда ничего плохого не сделала. Хотелось бы максимального наказания для него. Зверь он, не место ему среди людей».
Нет насилию в семье
На максимальном наказании — пятнадцать лет колонии строгого режима — в суде будет настаивать Анна Гордеева. Она абсолютно бесплатно сопровождает Дашу с самого начала следствия. Уже несколько лет Анна сотрудничает с Консорциумом женских неправительственных объединений — это объединение НКО, которые защищают женщин от дискриминации и насилия. Для этого даже был создан отдельный проект «Нет насилию в семье», в его рамках юристы и адвокаты бесплатно помогают жертвам домашнего насилия, которые не могут оплатить услуги специалистов. Без квалифицированной юридической помощи добиться справедливости довольно сложно — по словам Анны Гордеевой, иски о возмещении морального вреда часто оставляют без движения из-за того, что они неправильно составлены. Она, например, рассказала Даше, какие документы нужно собрать, чтобы подтвердить свое родство с Катей, подняла исследования по психологии и развитию детей, чтобы обосновать моральный вред, причиненный Еве. После случившегося она тряслась, бесконтрольно плакала, закрытые пространства и дергающиеся дверные ручки пугают ее до сих пор, но суду могли потребоваться более весомые аргументы.
Материальным фундаментом проекта «Нет насилию в семье» был президентский грант, который консорциум получил в 2017 году. В 2020-м грант выиграть не удалось, а обращений стало в разы больше: три года назад организация оплачивала услуги 40 адвокатов, в этом — 120. Только за прошедшее лето специалисты организации провели более 400 консультаций. Адвокаты отказываются от прибыльной работы, чтобы взять дела консорциума, но совсем бесплатно они работать не могут. И сам консорциум тоже — небольшие зарплаты координатора проекта, бухгалтера и других сотрудников нужно платить в срок. Даже самое маленькое пожертвование может помочь консорциуму остаться на плаву и продолжать защищать жертв насилия и их близких. Добиться того, чтобы Назаров ответил за то, что сделал. Чтобы Катю запомнили именно такой, какой она была. Сиротой. Подростком. Обманщицей. Сестрой. Мамой. Женщиной. Человеком. Я/МЫ Катей.
Мы рассказываем о различных фондах, которые работают и помогают в Москве, но московский опыт может быть полезен и использован в других регионах страны.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь нам
