Свободная жизнь Сережи

В кулинарной мастерской — совместной площадке фонда «Жизненный путь» и центра лечебной педагогики «ГАМП» (ЦЛП) шумно и людно. Пахнет жареным чесноком и вареными овощами, гудит вентиляция, стучат ножи, из большого чана поднимаются клубы пара, пищит таймер духовки, шуршат по плитке кроссовки. Двадцатисемилетний Сережа, одетый в синие треники и худи, поправляет очки и вертит в руках стебли сельдерея, внимательно рассматривая их.

Марианна, кудрявая женщина в яркой блузке, помогает ему закатать рукава, объясняет, как правильно порезать стебли. Сережа улыбается и говорит, как он рад всех видеть. Он потратил больше часа, чтобы добраться сюда с другого конца Москвы и уже в 11 утра стоять у металлической столешницы, нарезая сельдерей тонкими брусочками для будущего овощного супа.

Сережа — интернатский. Вся его жизнь — это череда цифр, номеров детских и взрослых интернатов, которые он неизменно называет «неприятными учреждениями». Почему неприятные? Молчит.

Пробует кусочек сельдерея. Задумчиво спрашивает, где такое можно купить.

Один мужчина режет савойскую капусту, другой шутит, что он шеф-повар, разрезая надвое большие луковицы, а третий, круглолицый, с пушком над губой, сидит в стороне, отщипывает кусочки теста и взвешивает их. Кухонные весы показывают 51 грамм, он отщипывает кусочек — 49 граммов. Теперь добавляет.

На стенах мастерской развешаны рецепты блюд, правила поведения и подсказки на случай разных ситуаций. Над разделочным столом зеленым и синим маркером написано, что делать, если ты волнуешься.

Пункт первый: пойти в комнату отдыха и послушать музыку. Пункт четвертый: обратиться к Гале, Эле или Марианне. Пункт пятый: пойти на улицу и покричать.

Все ученики этой мастерской — люди с ментальными нарушениями. Кто-то из них «домашний», остальные, как Сережа, из психоневрологических интернатов. Они учатся готовить, нарезать продукты, обращаться с тестом и духовыми шкафами. Они учатся взаимодействовать друг с другом. Они расширяют свои границы.

К каждому в мастерской находят свой подход. Кого-то готовят к профессии заготовщика или помощника повара, кого-то учат базовым навыкам работы на кухне, чтобы человек мог поесть и угостить друзей, а для кого-то это просто способ проводить время с пользой.

— А что Сережа? — спрашиваю я.

— Сережа — самый мотивированный на готовку, — отвечает руководитель мастерской Марианна. — Его прет от готовки, и ему нравится пробовать новое.

Сережа не боится новых вкусов, сочетаний, он анализирует блюда, пытается понять, из чего они сделаны, и сам предлагает рецепты, которые хотел бы освоить.

Ласточка

У Сережи ДЦП и проблемы с ногами. Его ходьба — это размашистые шаги на почти выпрямленных, необычайно худых ногах и раскоординированные махи руками. На его правом колене бандаж, потому что любое падение может закончиться вывихом коленной чашечки и поездкой в больницу, где коленку придется вправлять под наркозом.

Тем не менее Сережа добирается домой пешком. Каждый день после занятий в мастерской на юге Москвы он идет до ближайшей станции МЦК, чтобы совершить долгую поездку на северо-запад города. Ни расстояние, ни затраченные усилия его не волнуют.

Сереже нравится ездить, гулять по городу, нравится видеть меняющиеся пейзажи, людей вокруг. Ощущать, что он волен идти куда хочет. Сереже нравится быть свободным: в течение двадцати четырех лет своей жизни он был лишен этого.

Он не прожил в семье ни дня. Все, что он знает о своей матери, — ее зовут Алла Федоровна. Вместо имени отца в его свидетельстве о рождении пустота. Детские воспоминания — хаотично нарезанная фотопленка.

Сережа помнит, что до девяти лет и сложной операции он не мог ходить, а его стопы смотрели вовнутрь.

Сережа помнит номер своего детского дома-интерната — восемь. Помнит, как его ставили в угол за то, что он рвал тапки и диваны, помнит, как не хотел спать в тихий час и лепил из глины.

Но главное — он помнит, как познакомился с Юлей, девочкой на инвалидном кресле. Она была старше его на четыре года. «Юлечка, ласточка моя, она была мне как мать родная», — говорит Сергей и останавливается, чтобы зайти в салон печати.

Сережа протягивает сотруднице флешку. «Мне нужно распечатать шесть фотографий десять на пятнадцать. Это очень хорошие фотографии моей Юлечки для “Книги жизни”», — говорит он скороговоркой. На экране мелькают кадры: Юля рядом с улыбающимся Сережей, Юля, окруженная желтыми цветами, Юля и торт с зажженными свечками, Юля в растянутой футболке лежит в больничной палате.

Она была добрая и вежливая и всегда хорошо ко всем относилась. Сережу она опекала, следила, чтобы он не ходил в рваных вещах, чтобы ухаживал за собой, пыталась заниматься с ним учебой: читала книги, переписывала их на компьютер и решала задачки на сложение и вычитание. Юля заменила ему семью, но потом их пути разошлись.

Сережа и неприятные учреждения

«Когда тебе исполняется восемнадцать, тебя в неприятные учреждения переводят, — говорит Сережа так, будто это нормальный ход вещей. — Нас разбили на части, разделили: Юлю отправили в 18-й интернат, а меня в 16-й».

На улице солнечно, но дует сильный ветер, люди застегивают куртки, поднимают воротники, а Сережа идет в одном лишь хлопковом худи, будто не замечая погоды.

Из 16-го интерната частенько сбегал. Когда мог, ехал к Юле, но не всегда пускали. Тогда шел просто куда глаза глядят.

В те годы жизнь Сережи была заполнена пустотой. Пустыми были его блуждания по улице, и еще более пустыми были его дни в интернате. Сережа ничем не занимался, лишь сидел в коридоре между одним приемом пищи и другим. Какое-то время он пытался следовать примеру, который подавала ему Юля, и, чтобы вернуться к учебе, записался в школу, где учат выпускников коррекционных детских домов.

Но школа оказалась вечерней, Сережа часто возвращался в то время, когда двери интерната захлопывались, а потом его наказывали или не выпускали на улицу. Порой и вовсе сажали в изолятор. «Это такая комната, где тебя закрывают на ключ, и ты сидишь там как идиот». По его словам, сидеть приходилось несколько дней или даже недель, а однажды и вовсе семь месяцев.

Чуть позже Сереже удалось перевестись в интернат к Юле. Там тоже был строгий распорядок, тоже наказывали, обзывали и унижали, но там была Юля с ее заботой, книгами и занятиями, которые заполняли Сережину пустоту любовью и добротой.

Казалось, все наладилось, однако Юля умерла. Пневмония, сепсис, врачи не смогли спасти. После ее смерти Сережа тоже попал в больницу, настолько сильным было его потрясение.

Другая жизнь

Сережа проворачивает ключ в замке и открывает входную дверь в квартиру сопровождаемого проживания. По-хозяйски он показывает на шкаф с вешалками и тапочками, а сам отправляется в комнату, чтобы оставить свой рюкзак. Я остаюсь один в огромном коридоре трехкомнатной квартиры с большими потолками и светлыми стенами.

Сережа делает книгу о своей подруге ЮлеФото: Евгения Жуланова для ТД

Здесь живут трое: девушка, парень и Сережа. Все трое — бывшие жители ПНИ и участники различных мастерских фонда «Жизненный путь», все трое учатся жить самостоятельно и постепенно набираются опыта, чтобы получить профессию. Сосед Сережи, к примеру, уже трудоустроился и работает в столовой на Чистых прудах — моет посуду и котлы.

Сережа делит с соседом комнату: большую и светлую, с минимумом мебели. Два раздвижных шкафа, две кровати и комоды. Ничего лишнего. Сережа раскладывает только что распечатанные фотографии Юли и достает «Книгу жизни» — фотоальбом с рисунками и подписями.

Сережа живет в проекте фонда «Жизненный путь» недолго, с августа 2020-го. По его словам, в первые дни он боялся выходить из комнаты, он закрылся от всех потому, что не знал, что его ждет. Он боялся, что его будут обижать или вернут в интернат. «Здесь не так [как в интернатах], здесь хорошее отношение, здесь не хамят, не оскорбляют. Если ты потеряешь карту, допустим, тебе помогут ее восстановить, если чего-то не знаешь, тебе объяснят спокойно, научат», — рассказывает он.

В квартире ночуют сотрудники фонда, сопровождающие. Они помогают живущим здесь подопечным поддерживать порядок, показывают, как ставить посудомоечную и стиральную машины, общаются, поддерживают и учат, как себя вести. Сережа, например, первое время не стучался, когда заходил в другие комнаты, а ночью, когда все спали, мог шуметь, не обращая внимания на остальных. Сейчас он это переборол, научился понимать собственные границы и думать о других.

Сережа сам стирает свои вещи, готовит для себя и других, убирается по очереди и учится финансовой грамоте, используя табличку в экселе, куда записывает все свои доходы и расходы. Но главное, что его дни теперь наполнены делами: ухаживать за собой и квартирой, сходить в мастерскую, купить и приготовить еду или позаниматься.

У Сережи теперь другая жизнь, и ему больше не нужно блуждать, сбегать и идти куда глаза глядят, ведь сейчас есть рядом те, кто поможет и выслушает, а в кармане всегда есть ключ от квартиры, где никто его не запрет за опоздание. Ведь в свободной жизни Сережи Трунова все иначе. И даже замки теперь не ограничение, а свобода.

«Я люблю находиться в “Жизненном пути”, — говорит он мне на прощание. — Здесь хорошие люди и хорошее отношение». Потом делает паузу и смотрит куда-то в сторону. «Жаль только, Юлечки нет. Мне все говорят, что, будь она жива, ее бы вытащили оттуда».

В России десятки тысяч обитателей ПНИ, которые могли бы жить вне закрытых учреждений, обучаться, получать профессию и становиться полноправными и полноценными членами общества. Могли бы, если бы у них была возможность. Фонд «Жизненный путь» предоставляет такую возможность, он поддерживает, консультирует и помогает им обрести свою свободную, полноценную жизнь. Но фонд тоже нуждается в помощи. Нужны средства на работу мастерских, на сопровождаемое проживание, на оплату труда сотрудников. Помогите фонду «Жизненный путь», ведь это так просто. Достаточно оформить пожертвование под этим текстом. Спасибо!

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!