Форпосты русской земли

С основательницей фонда «Вереница» Маргаритой Баевой я познакомилась в московской мастерской, где сотрудники фонда бесплатно обучают плотницкому делу всех желающих. Окончив курс, волонтеры могут применить полученные навыки на практике и поучаствовать в экспедиции на Север.

В одну из таких поездок с «Вереницей» я отправилась уже через несколько дней после нашего знакомства с Маргаритой.

Хотя мне доводилось путешествовать по северным регионам России, у меня было «пряничное» представление об Архангельской области. Казалось, эти края должны выглядеть как каргопольская игрушка — это такой яркий и жизнерадостный северный промысел. Я ожидала увидеть оазис традиционной «русскости» и эстетики.

В путь мы отправились в начале апреля, на поезде добрались до Вельска. Город на реке Ваге встретил меня дружелюбно: я тут же по колено провалилась в воду на центральной площади — не подозревала, что под коркой льда притаились полуметровые выбоины. Вместо пряничных домиков передо мной предстала уже привычная картина советского тлена: разбитых дорог, покосившихся заборов и борющихся за свое выживание жителей.

Все приходится делать самим

Что делает «Вереница»? Фонд восстанавливает объекты деревянного зодчества в Архангельской области, а еще поддерживает северные библиотеки: привозит книги и даже оплачивает работу библиотекарей. К сожалению, сейчас многие сельские библиотеки находятся под угрозой закрытия из-за нехватки финансирования.

Первое время фонд выбирал храмы для реставрации, изучая карты области, но позже места сами стали находить «Вереницу» — за помощью в фонд обращаются неравнодушные к культурному наследию местные жители.

Как правило, фонд работает с деревянными постройками не моложе XIX века. Лучше, если официальные органы не обращают на объект внимания: когда на храм повесили табличку, что это памятник культуры, подступиться к нему становится только сложнее.

Табличка от государства, которая должна оберегать храм, в действительности означает, что зданию разрешили гнить, потому что денег на официальную реставрацию толком не выделяют. Получается, у государства такая позиция: самим ничего не делать и другим не давать — просто ждать, пока все исчезнет.

Мы курсировали между старинными храмами, теремами и библиотеками и за пять дней посетили больше десяти населенных пунктов.

Волонтеров в нашей поездке было не так много, а план работ, наоборот, большой. Мы приезжали на очередной объект, и там надо было немедленно почистить снег, убрать поваленные деревья и ветки, сделать замеры, составить списки материалов для следующих реставрационных работ и сразу же мчаться в библиотеку. Все было расписано по часам.

Много времени мы проводили в дороге, приходилось на ходу перекусывать пирожками. Перед моими глазами сменялись села, храмы и лица, я не понимала, где мы находимся, — мобильной связи в большинстве сел нет. Чтобы потом восстановить маршрут следования, я записывала названия населенных пунктов.

Маргарита, основательница фонда «Вереница», — это такой perpetuum mobile, «вечный двигатель». Я шутила, что не могу сделать портрет Маргариты без вещей в руках: она постоянно была с лопатой, охапкой хвороста, ведром воды или какими-нибудь санями, купленными не столько по необходимости, сколько для того, чтобы поддержать местного умельца.

Маргарита просто не может сидеть на месте и всех вокруг заряжает тем же самым настроем. Хотя у меня был с собой фотоаппарат, мне было неловко просто нажимать на кнопочки, когда все работают, так что пришлось тоже включиться.

Я впервые носила воду коромыслом — настоящим старинным коромыслом! Плюс раньше я на Севере всегда была летом, а вот так, чтобы кругом снега, мне не доводилось. Я научилась лихо топить печку за две минуты, а ведь поначалу у меня много очень времени уходило на нее.

Хлеб и соль

Первым местом, куда мы приехали, была деревня в двух часах езды от Вельска. Там я познакомилась с тетей Валей (имя изменено по просьбе героини. — Прим. ТД).

Всю зиму тетя Валя живет в деревне совершенно одна, в окружении трех собак; ближайшая постоянно обитаемая деревня в трех километрах оттуда. И только летом в село возвращается жизнь — приезжают дачники.

Тетя Валя уже в возрасте, я думаю, ей за шестьдесят. Мне казалось, что я такой прямо лихой путешественник, но благодаря встрече с Валентиной я переосмыслила свои представления о смелости и силе.

Мне одной ночью в этом деревенском доме было бы просто страшно находиться. В селе не ловит мобильная связь, есть только стационарные телефоны. Если ты пойдешь в лес и там подвернешь ногу, никто тебе не поможет.

Когда мы приехали вместе с «Вереницей» к тете Вале, она рассказала, что за три дня до нашего приезда ее собака провалилась в один из заброшенных сараев. И когда тетя Валя доставала эту собаку, мысли были у нее следующие: «Через три дня должна приехать “Вереница”, если я сейчас провалюсь, то, скорее всего, выживу до их приезда и они смогу меня вытащить». Такая отчаянность совершенно поражает!

Следующим пунктом нашей поездки была деревня Смольянская, там постоянно живут люди, а до недавнего времени была даже школа. Правда, сейчас она сгорела, и теперь дети ездят учиться в административный центр в 15 километрах от дома.

В местную библиотеку мы привезли книги. В честь нашего приезда собрался народ, взрослые и дети, каждый принес что-то к чаю, и мы все разместились за столом в крошечном помещении деревянной библиотеки. Мне показалось, что для местных жителей приезд фонда — это своеобразный праздник. Помимо книг, им «привозят» новости с большой земли, а еще — надежду.

Я была на нескольких таких чаепитиях с местными жителями, которым не плевать, которые чувствуют какую-то связь со своим прошлым через эти храмы и библиотеки. Они приходили с какими-то пирожками, экзотическими оладьями из печи. За столом мы обсуждали острые проблемы деревни, строили планы на летний сезон. Все было очень по-домашнему, тепло и дружественно. Я видела, что к нам приходят совсем не те люди, что привыкли сидеть на попе ровно и ничего не делать. Они сами хотели что-то менять вокруг себя.

Северные люди особенные, как мне кажется. Для меня это люди с большой буквы — к ним не очень легко войти в доверие, но если ты вошел, ты как будто бы в их сердце уже навсегда. Да, они достаточно замкнутые, немногословные, не бегут с распростертыми объятиями к первому встречному, полны собственного достоинства, чувства гордости. Их доверие нужно завоевывать — по-другому никак, но мне это очень импонирует.

Атлантида

Впервые Маргарита восстанавливала храмы в Архангельской области, когда проходила практику в университете. А потом она узнала, что те строения, которые тогда она реставрировала, сгорели. Для Маргариты это стало большой личной трагедией — она говорит, что проплакала от горя несколько дней.

Тогда же Маргарита познакомилась со сценаристом Глебом Кузнецовым, который интересовался темой Русского Севера. Глеб предложил Маргарите создать фонд, но позже их пути разошлись: Глеб ушел в кино, а Маргарита полностью посвятила себя фонду — на его работу она тратит и все свое время, и свою зарплату учительницы русского языка.

А Глеб Кузнецов вместе с режиссером Софьей Горленко выпустил о деревянном зодчестве фильм «Атлантида Русского Севера». Я видела его еще до встречи с Маргаритой, и он меня очень тронул, я прямо прониклась этой его «русскостью». Правда, я никогда не думала, что познакомлюсь с людьми и местами из этого кино, но почти все объекты и храмы, показанные в фильме, — это объекты фонда.

В фильме «Атлантида Русского Севера» была фраза о том, что наши храмы — это наши форпосты. Христианство — это важный кусок нашей истории, нашей «русскости», и эти храмы действительно наши маяки. Пока они есть на Севере, эта земля наша, она пропитана историей.

Да и само по себе деревянное зодчество абсолютно уникальное. Это самое исконное и русское, что нужно, на мой взгляд, сохранять и передавать для потомков. И это то, чем можно гордиться, а не вот этим всем, что нам пытаются по телевизору донести под соусом патриотизма.

Сталинисты, которые возвращают храмы

Меня удивило, что Маргарита и большинство волонтеров — люди не воцерковленные, для них это в первую очередь культурное достояние, сохранение памяти и истории.

Волонтеры фонда «Вереница» очень разные. Я привыкла, что в любом сообществе люди собираются по группам со схожими убеждениями, мировоззрением, религиозными и политическими взглядами. А тут ничего общего! Все, что объединяет этих людей, — это восстановление культурного наследия. Возраст волонтеров — от 8 до 80 лет, а взгляды на мироустройство и политику могут быть диаметрально противоположными.

Работа фонда была бы невозможна без профессиональных плотников из артели Дмитрия Соколова. Дмитрий Александрович умер в прошлом году, но его дело живет. Он вырастил плеяду талантливых мастеров, редких нынче специалистов деревянного зодчества, которые знают секреты старинных технологий. Парадоксально, что часть плотников — приверженцы коммунизма.

Большинство храмов Архангельской области постигли злоключения советского периода: некоторые перепрофилировали в клубы, склады и прочие подсобные помещения, другие были полностью уничтожены. Только представьте: сталинисты с большой любовью и знанием дела восстанавливают деревянное зодчество и возвращают храму его первоначальное значение.

Вся работа фонда держится на пожертвованиях. В основном с миру по копеечке, но есть и крупные жертвователи. А еще для «Вереницы» очень важно привлекать местных жителей, чтобы они тоже заботились о своих храмах. Если человек поучаствовал в восстановлении храма, он точно не придет жечь там костры, писать на стенах и устраивать дискотеки. Ведь теперь этот храм и его детище тоже.

Хранители

Важными героями этой истории являются такие люди, как тетя Валя, по сути, именно они — хранители храмов.

В каждом селе, куда мы приезжали восстанавливать какой-либо объект, есть такой хранитель, без которого все было бы бессмысленно. Обычно это люди, которые выросли в этих местах, не уехали в город и для которых важна связь с прошлым — например, они знают, что их бабушек, дедушек, прабабушек крестили в этой церкви, и для них это больше, чем просто культурный объект, и больше, чем религиозный памятник. Это связь с их прошлым.

Если бы не эти хранители, все достаточно быстро пришло бы в негодность. Потому что — да, конечно, «Вереница» приезжает несколько раз в год, все восстанавливает, проделывает большую работу, но если нет человека, который постоянно за этими храмами следит, то на месте очень быстро все растаскивают. Там же нет вообще никаких развлечений — и те же подростки очень любят собираться в полуразрушенных храмах.

Как мне сказала директор дома культуры одного из сел, во время карантина очень многие люди возвращались домой: в городе все равно делать было нечего. Люди снова оказывались в деревне, но как будто бы сторонились своей малой родины, воодушевления в них не было.

Казалось бы, вот шанс вернуть как-то людей в деревни, но люди продолжают стесняться своей родины, своего происхождения и не особо активно участвуют в развитии этой жизни. Многим непонятно, зачем восстанавливать старинный храм, если нет дорог, нет интернета и других благ цивилизации.

Маргарита в храме села Остахино, где фонд проводит реставрационные работы. Местные жители обратились в фонд с просьбой о восстановленииФото: Станислава Новгородцева

Фонд делает совершенно грандиозное дело, но без поддержки и заинтересованности местных жителей все это не имеет смысла. Если не решить проблему вымирания деревень, если местные не станут сами поддерживать свой родной край, все это восстановление может оказаться бесполезным.

Редактор — Владимир Шведов

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!