«Система не может бороться против самой себя». Почему институт омбудсмена по правам ребенка не работает

23 октября на сайте Change.org появилась петиция на имя президента России Владимира Путина с требованием отправить в отставку уполномоченного по правам ребенка Анну Кузнецову. Поводом для петиции послужила фотосессия Кузнецовой с 11-летним Максимом Чирковым. Ребенок серьезно пострадал в ДТП в начале 2019 года. Как сообщает «Московский комсомолец», когда мать ребенка Ольга обратилась после трагедии в аппарат омбудсмена, в ответ ей пришла только рекомендация «за свой счет приехать за шесть тысяч километров в Москву с документами».

«Такие дела» поговорили с представителями организаций, занимающихся детьми, о том, как работает институт омбудсмена по правам ребенка и есть ли от него польза.

Омбудсмен Анна Кузнецова во время встречи российских детей, возвращенных из Ирака, в аэропорту Грозного, 2017 год

Фото: Саид Царнаев/РИА Новости

Александра Марова

директор Фонда профилактики детского сиротства

Я могу сказать о деятельности омбудсмена в двух направлениях. Я вхожу в общественный совет при уполномоченном [президента РФ по правам ребенка], одно время даже возглавляла там рабочую группу по сиротству. Говорить о том, что там велась какая-то суперэффективная работа и мы реально решили какие-то вещи, не приходится. Вопросы решаются достаточно медленно. Но, как адекватный человек, я понимаю, что это связано не только с конкретной фигурой, [занимающей пост], но и с кучей других факторов, так что я бы не стала говорить, что виновата в ситуации именно Анна Кузнецова.

Второе направление [деятельности омбудсмена] я вижу через организацию, занимающуюся родительскими спорами — когда один родитель забирает ребенка у второго и скрывает его. У меня [в работе] находится очень много мам, у которых бывшие супруги просто украли детей. Тут, к сожалению, тоже ничего не происходит. Если региональные уполномоченные хоть каким-то образом проявляют активность, на федеральном уровне мы такой активности, к сожалению, не наблюдаем — несмотря на то что это сфера, которая находится постоянно на слуху, а проблема напрямую затрагивает психологическое здоровье детей.

Читайте также Битва за жизнь

Здесь нужно продвигать новые законодательные инициативы — вводить другие санкции [за укрывание ребенка] (сейчас это регламентируется статьей 5.35 КоАП РФ. — Прим. ТД), конкретизировать законодательство, устанавливать ответственность, но ничего этого не происходит. У нас достаточно много предложений по этой части, но пока мы вынуждены использовать другие площадки для их продвижения: Министерство просвещения, депутатов Государственной думы. Мы видим отзывы и обратную связь в разных коридорах, но, к сожалению, не у детского обмудсмена.

Вместе с тем я считаю, что эта фигура должна быть. Другое дело, хотелось бы, чтобы у руля этого корабля был человек, который всегда готов выразить четкую позицию вне зависимости от политических ситуаций, и чтобы эта позиция основывалась прежде всего на интересах детей и наших граждан. Хотелось бы большей активности.

Региональные омбудсмены помогают гораздо сильнее, несмотря на то что у них крайне мало полномочий, если говорить о тех же родительских спорах. Приходится говорить не о том, какие у них есть полномочия согласно нормативным и  федеральным актам, а о том, какого качества фигура стоит на этой должности. Люди работают почти исключительно с помощью наработанных связей. Тут действительно все зависит только от человека.

Антон Жаров

научный директор, Институт семейных просветительских правовых программ

Когда создавалась институция омбудсменов, это была хорошая идея. Когда человек прошел все инстанции, когда ему не помогли ни там, ни там, есть еще один человек, который находится вне системы и может посмотреть на эту ситуацию свежим взглядом. У [омбудсменов] есть право участвовать в суде, но в целом эта система придумана для того, чтобы государство могло перед судом взглянуть на ситуацию в целом и защитило права человека. От омбудсменов ждут, что они защитят права той категории людей, которых они защищают.

Проблема в том, что со времен Голованя (первый детский омбудсмен РФ Алексей Головань, работал в 2009 году. — Прим. ТД) все очень сильно изменилось. Он успел задать планку помощи детям, которая просуществовала даже во времена его преемника Павла Астахова. Было так: ты пишешь письмо в аппарат Голованя, тебе перезванивает сотрудник, спрашивает о ситуации, и, если она находилась на стадии, когда все инстанции дали отзывы, но к результатам это не привело, омбудсмен действовал. Если же ситуация еще находилась в статусе тяжбы, он отправлял письмо в соответствующую инстанцию с просьбой разобраться в истории.

Во времена Павла Астахова аппарат омбудсмена стал учреждением, которое бегает по конкретным случаям и поднимает шум, — это называлось «детский спецназ» и в значительном числе случаев работало. Погорел Астахов, когда вместо размахивания крылами начал брать интервью у детей, и случилась история с «как поплавали». На самом деле уполномоченный по правам детей не обязательно должен с ними разговаривать на камеру, он должен защищать их права.

Затем уполномоченным по правам детей стала Анна Кузнецова — из ниоткуда. Она не значилась в списке людей, занимающихся защитой прав детей. Мы ничего не знаем о ее семье, кроме того что она мать шестерых детей и жена священника. Ее общественные организации выделяли какие-то гранты на поддержку семейных ценностей — и мы сразу поняли, что вместо защиты прав детей будет поддержка семейных ценностей. Защитой прав детей она, с моей точки зрения, не занимается.

Астахов на этих совещаниях хотя бы давал «накачку» товарищам на местах как московский гость. Здесь история такая, что все поговорили и, довольные друг другом, разошлись. Возьмите хотя бы историю с интернатом в Челябинской области (сотрудники учреждения, где насиловали детей, впоследствии были отправлены на курсы повышения квалификации. — Прим. ТД).

Светлана Строганова

руководитель Клуба приемных семей БФ «Арифметика добра»

Нашему фонду сейчас практически не приходится взаимодействовать с детским омбудсменом. Есть понимание, что это довольно бесполезная фигура. Сейчас это формальная инстанция, которая производит некие формальные действия. Из сделанного — «Юнармия», но это, на мой взгляд, ерунда, не имеющая отношения к правам детей.

Читайте также Human Rights Tattoo: как татуировки помогают бороться за права человека

Когда речь идет о правах [ребенка], Анна Кузнецова появляется чаще всего в последний момент, когда все уже разрешено. У меня есть понимание, что она ждет до последнего, потому что плохо ориентируется в вопросе. Она не понимает, в какой момент надо вмешиваться и что именно делать, чью сторону занимать. Для работы на такой должности нужно прекрасное знание всей системы семейного устройства и призрения детей. Наличия шести детей для этого недостаточно. Ее проколы вроде разглашения диагнозов детей или присвоения чужих заслуг выдают обратное.

Я думаю, что к ней обращаются среди всего прочего — к кому-то же надо обращаться. Ею не было проведено ни одного грамотного, хорошего расследования за все время. Мы постоянно ждем, что вот сейчас она наконец войдет в курс дела и начнет действовать, но пока это просто карикатура на человека, который должен защищать права детей.

У нее есть своя идея о «повышении рождаемости» любой ценой, которую она продвигает на всех заседаниях. Говорить о десятках тысяч имеющихся детей, права которых нарушаются, она не хочет. Думаю, у нее есть опасения из серии «а не сделаю ли я чего-то, из-за чего меня партия наругает». Хотя часто защита прав детей требует идти против системы, даже против государства. Я думаю, здесь и человек не на своем месте, и проявляется государственная политика — система не может бороться против самой себя. Также тут проявляется и институциональная дисфункция: сейчас эта должность не выборная, а назначаемая, и на нее просто не могут поставить человека, который будет идти против системы, потому что государственная политика в отношении связанных с детьми скандалов — максимальное замалчивание.