Мама знает лучше

«Любое мое действие было наказуемо»

До 13 лет мать запрещала Миле спать отдельно. Затем девочке выделили отдельный диван, но спать все равно приходилось с матерью в одной комнате. Если мать теряла деньги или таблетки, то, по словам дочери, она обычно обвиняла в пропаже Милу.

Мила вспоминает: иногда мама в приступе ярости угрожала, что убьет ее, если та не вернет то, что якобы украла. Отношения с матерью Мила описывает двумя словами: «тотальный контроль».

— Многие вещи из прошлого я осознаю только сейчас: например, что без моего ведома мать приходила в мои школы, скандалила и распространяла слухи обо мне, чтобы меня сторонились, друзей не было и она оставалась единственным человеком, к которому я прибегу в случае беды.

Мила с мамой жили в Северске — закрытом городе в Томской области. Посреди тайги. Девушка мечтала уехать. Город давил на нее. Ей хотелось узнать, как устроен мир за чередой высоких сосен.

— Любой мой друг удостаивался ведра дерьма с ее стороны. Она говорила об одногруппнице, например, что та алкоголичка, наркоманка и ябедничает на меня преподавателям. И так обо всех других друзьях. Мать запрещала идти на ночевки, на дни рождения, иногда даже в кино.

В 16 лет Мила призналась, что считает себя лесбиянкой. Мать проигнорировала это и навязчиво «дружила» девушку с сыновьями своих подруг.

— Она вспоминала о моем признании, только когда надо было обозвать меня инвалидом из-за этого. Сейчас у меня долгие и здоровые отношения с девушкой, о которых мать тоже знает, но вопросы «а мальчика нашла?» никуда не исчезли.

Впрочем, дома не всегда была напряженная обстановка. Иногда мать неожиданно становилась другой. По воспоминаниям Милы, бывало так, что после нескольких недель ежедневных скандалов мама вдруг становилась спокойной и улыбчивой. Девушка уговаривала ее посетить психолога и поговорить о сменах настроения, но мать отмахивалась: она считала, что у нее все нормально.

Через какое-то время «светлый» промежуток проходил и мама снова становилась раздражительной.

— Любое мое действие было наказуемо. Делаешь — плохо, не делаешь — плохо. Но я не могла ее бросить. Оставить на произвол судьбы, обрубить связи. Мне было легче подчиняться и помогать ей.

«Домой не вернусь — иначе не выживу»

2019 год Мила вспоминает как самый невыносимый: по ее словам, ссоры с матерью происходили ежедневно. Для девушки спасением были походы в техникум — на носу были выпускной и сдача диплома.

— Сил посещать занятия шесть дней в неделю не было, особенно в сибирские морозы: меня легко продувало из-за хронического гнойного тонзиллита. Но оставаться в четырех стенах с матерью было невозможно и страшно. Домой возвращаться не хотелось, у меня были частые приступы паники, но задержаться позже шести вечера значило спровоцировать скандал.

Постепенно у Милы созрел план побега. Два месяца она прятала паспорт, банковскую карту и прочие важные документы в старом пылесосе — на всякий случай.

— Плюс в течение года я втайне подрабатывала, писала главы курсовых и дипломов за деньги, потому что мать не давала мне карманные. Так у меня появились деньги на побег и на жизнь в одиночку.

19 июня Мила защитила диплом на отлично. Теперь она была свободна от учебы. Мила сразу же написала единственному другу в городе, который мог помочь: приютить на пару ночей, помочь донести вещи и проводить до аэропорта.

— Мать не знала, где он живет. В панике буквально за несколько минут я запихнула в багажную сумку и рюкзак вещи, одежду, до которой можно было дотянуться. Я оставила все дорогие сердцу книги, мой велосипед, важные мелочи, своих питомцев. Даже зимнюю одежду и обувь. Мне стало ясно: это конец. Домой я уже не вернусь — иначе я не выживу.

Мила решила уехать к своей девушке в Краснодар. Поездка в аэропорт была похожа на сцену из шпионского фильма. Мать пыталась перехватить дочь в аэропорту, но Мила отправилась туда с друзьями — и все-таки смогла подняться на борт и улететь.

Иллюстрация: Света Муллари для ТД

«Оставаться зависимым даже после смерти родителей»

Иногда физическое отдаление от родителей — единственный способ от них сепарироваться.

Сепарация, если коротко и просто, — это процесс отделения ребенка от родителя/родителей/семьи. Это совсем не значит, что ребенок перестает быть частью семьи. Просто после сепарации он сам начинает управлять своей жизнью и несет ответственность за свой выбор, утверждает клинический психолог и психотерапевт Ульяна Скорнякова.

— При этом можно оставаться зависимым от родителей не только тогда, когда съехал от них, но и даже после их смерти. То есть физическое отдаление и психологическая сепарация от родителей — это разные явления.

Иногда человек уже живет отдельно от родителей и уверен, что полностью от них сепарирован, но на самом деле это не так. Например, мама все равно всегда оплачивает счета за коммунальные услуги или записывает к врачу на прием.

Тем не менее переезд в другой район или город, как в случае Милы, иногда способствует сепарации. Так произошло и у Ольги. До того как она уехала из Челябинска учиться в Москву, у них были близкие отношения с матерью.

О личном пространстве Ольге приходилось только мечтать — своей комнаты у нее не было, поэтому приходилось жить с мамой. При этом проблем у них не возникало.

— Огрызаться я начала только после переезда в Москву, да и то не сразу. Я была очень послушной, отличницей и правильной девочкой. «Правильность» нарушилась в старших классах, но родители ничего об этом не знали: я все так же хорошо училась, только прогуливала уроки, встречалась с мальчиками, а говорила, что иду в библиотеку. То, что я скрывала от мамы какие-то эпизоды из своей жизни, я не считала чем-то плохим или неправильным. Воспринимала как естественный ход вещей.

«Чего только не наслушалась от мамы»

После школы Ольга поступила на филологический факультет МГУ и переехала в московское общежитие. Первый курс она плакала и хотела домой. На втором году обучения Ольга «наконец вкусила прелести самостоятельной жизни». Тогда и начался процесс сепарации.

— На третьем курсе я устроилась на работу в гостиницу, завела себе любовника — охранника из своей смены, а потом бросила МГУ. Что происходило дома, когда я наконец призналась, я даже не помню. Помню, что мама поехала со мной в Москву, ходила в деканат, просила разрешить досдать сессию. Умоляла меня учиться дальше, конечно, кричала, угрожала. Перед этим умер дед, который был сурового нрава, и бабушка с мамой в голос твердили, что я страх потеряла, что был бы жив дед, я бы не бросала филфак. Я тоже кричала, умоляла, плакала и в итоге осталась в Москве.

Ольга продолжила тайно жить в общежитии МГУ, работала и занималась с репетиторами, чтобы поступить в медицинский институт. Свою сепарацию она «обеспечила себе экономически»: от матери Ольга больше не зависела финансово.

Однако, по словам Ольги, отношения продолжали ухудшаться.

Ольга все дальше уходила от образа девушки-отличницы и блестящей студентки филфака, какой ее хотела видеть мать. Очередным поводом для конфликтов стал выбор профессии. Ольга стала судебно-медицинским экспертом.

— Я судебно-медицинский эксперт, вскрываю трупы. Да, мою работу не сравнить с работой на шоколадной фабрике, но это был мой выбор, и я до сих пор в нем не сомневаюсь. Чего я только не наслушалась от мамы про свою судебку. Я давно уже ничего маме не рассказываю о своих успехах или неудачах, она все обесценивает, и вот тут я готова драться, как лев, за свои убеждения, усилия, принципы.

Мать продолжала попытки контролировать жизнь «взбунтовавшейся дочери», утверждает Ольга. Однажды она приехала в гости в Москву и без спроса прочитала личный дневник Ольги — той тогда уже было 30. Мама до сих пор остро реагирует на все изменения внешности Ольги. Когда женщина покрасила волосы в светлый цвет, мать разозлилась и тут же назвала ее «сукой и проституткой».

Мама до сих пор пытается контролировать жизнь Ольги.

— Сейчас наши отношения совсем токсичные. Я делаю все как мне нужно, но периодически мучаюсь чувством вины. А вот моя дочь легко посылает бабушку, чуть та что-то выскажет в ее адрес, обзовет по привычке или устроит скандал.

Иллюстрация: Света Муллари для ТД

«У меня был нормальный ребенок, а теперь чудовище»

Часто гиперопекающие родители — это те бывшие дети, которых недолюбили в детстве. Они хотят, чтобы их дочери и сыновья не оказались в похожей ситуации «нелюбви», поясняет психолог Ульяна Скорнякова. В итоге чрезмерная опека и забота, о которой ребенок не просил, могут оказаться для него психологическим насилием.

— По сути, здесь работает так называемый механизм проекции: на самом деле родители хотят долюбить себя, но в итоге взваливают всю «любовь» на ребенка, думая, что это единственно верный путь. Кроме того, гиперопека вырастает из психологической незрелости родителей, из их комплексов, страха одиночества, повышенной тревожности, низкой самооценки, зависимости от мнения других.

Для таких людей пережить сепарацию с детьми очень тяжело. Зачастую они приходят за помощью, когда дети еще маленькие, и чаще всего — к детскому психологу. Но не для того, чтобы помочь себе в чем-то или чтобы понять, как дать ребенку развиваться, замечает эксперт.

— Их запрос чаще выглядит так: «У меня был нормальный ребенок, а теперь чудовище. Сделайте как было». То есть они хотят заморозить развитие ребенка, подавить в нем личность и остановить сепарацию. Часто после разговора с психологом родители бросают идею о психологической помощи и делают так, как считают нужным. Во взрослом возрасте гиперопекающие родители к специалистам практически не обращаются: для них слияние с ребенком — это смыслообразующая идея, и что угодно, что способно эту идею пошатнуть, кажется им разрушительным для жизни.

«Ненавидела, когда мы с женой закрывались»

У Бориса (имя изменено по просьбе героя) всегда были напряженные отношения с матерью. По словам мужчины, мать всегда старалась влиять на его жизнь и решения. Особенно когда он уже стал взрослым и финансово независимым.

— Мама всегда любила контролировать пространство вокруг себя. Я был частью этого пространства. И мать не могла себе представить, что не может распоряжаться и моей жизнью тоже. Она всегда думала, что знает лучше, как жить. Ее обижало мое желание быть самостоятельным.

До того как Борис начал работать, он чувствовал себя абсолютно свободным от контроля. Мать, по его словам, относилась соответствующе: сын зависел от нее в финансовом плане, ее это устраивало — она чувствовала, что «держит руку на пульсе», и не вмешивалась в личную жизнь Бориса.

— Мать хорошо знала всех моих друзей и была уверена, что полностью контролирует мою жизнь. Я позволял ей так думать, но жил своей жизнью. Через некоторое время после школы я устроился наладчиком токарных автоматов на завод низковольтной аппаратуры. В середине 80-х это была очень денежная профессия. Я зарабатывал больше 250 рублей в месяц, по нынешним меркам это, наверное, около 100 тысяч. Я многое мог себе позволить, например спокойно купил латвийскую магнитолу, потому что захотел. Плюс я приносил продукты.

Мать заявила, что Борис должен отдавать всю зарплату ей. Она лучше знает, как ее потратить. В ответ Борис предложил ежемесячно выделять матери 100 советских рублей на продукты. По воспоминаниям мужчины, мама обиделась.

— Все усугубилось с появлением в нашей квартире моей жены Лили. Матери она сразу не понравилась. И не потому, что в Лиле было что-то не так. Просто матери казалось, что я должен был хотя бы спросить материнского благословения. А я ничего не спрашивал и просто поставил перед фактом: это моя девушка, я хочу жить с ней.

Мама раздражалась, если Борис с Лилей закрывались в комнате. Она ничего не говорила, но демонстративно открывала дверь и уходила, утверждает мужчина.

— Точно так же вела себя когда-то моя бабушка. Та могла войти в комнату в любой момент — ей было все равно, чем я занимался. Если я закрывался, она возмущалась: «Зачем ты закрываешь дверь?» Моя бабушка всю жизнь контролировала своих детей. Спокойно приходила к своим детям в любое время суток. Рано утром спускалась вниз, в квартиру, где жил мой дядя, и готовила ему завтрак. Когда его жена пыталась возмущаться, бабушка отрезала: «Мать лучше знает, как накормить сына».

Бабушка, по словам мужчины, фактически развела дядю Бориса с его женой. Брак его матери с отцом тоже разрушился: папа ушел из семьи, когда Борису было шесть. При этом мама бабушкой восхищалась и считала, что обязана ей всем. В семье установилось правило: бабушка — глава клана, она все знает и всем распоряжается. Все, кто приходит в семью, считались чужими и поэтому были обязаны подчиняться бабушке, вспоминает Борис.

Когда она умерла, главой семьи фактически стала мать Бориса и начала требовать к себе соответствующего отношения. В конце концов Борис не выдержал и уехал из Москвы вместе с женой в ее родной город. Там было меньше карьерных перспектив, но терпеть давление со стороны матери было невыносимо.

— С тех пор прошло много времени. Сейчас у нас с матерью ровные отношения. Она сильно смягчилась с возрастом. Мы не вспоминаем прошлое, регулярно видимся, мы тепло общаемся, но я по-прежнему держу с ней дистанцию — и мы не близки. Я не злюсь на мать: я понимаю, что она жертва семейного сценария, а избавиться от него очень сложно. И потом, было бы несправедливо и глупо сводить счеты с пожилым человеком.

«Не могу смириться и забыть»

Мила тоже пытается наладить отношения с мамой после фактического побега из Северска в Краснодар. Несмотря на то что мать однажды без предупреждения приехала в город и пришла в квартиру к девушке, у которой жила Мила, чтобы устроить скандал.

— Спокойного диалога у нас не вышло. Мать поняла, что я не вернусь вместе с ней домой, и тогда в лицо родителям моей девушки она стала кричать, тыча в меня: «Вы еще пожалеете, что приютили ее! Монстра, лгунью! Вспомните мою правоту!» Ее выпроводили, а у меня был нервный срыв.

После этого Мила не видела мать, но время от времени они созваниваются. Мать все еще не оставляет попыток уговорить Милу вернуться домой. Девушка отказывается: она считает, что дома ей буквально не будет жизни.

В Краснодаре Мила впервые в жизни начала посещать психотерапевта. По словам девушки, психотерапевт сделал вывод, что ей нужно срочно обратиться к психиатру из-за критического уровня суицидального коэффициента.

— Попытки суицида у меня начались лет пять назад, последняя была на той неделе. Я записалась к психиатру, но прием — деньги, лекарства — деньги, лечение — время. А ни того ни другого у меня нет, — признается Мила. — При побеге у меня были некоторые накопления, плюс я рассчитывала найти тут работу. За три месяца я сменила несколько работ, почти беспрерывно, но итог один: у меня нет сил. Я прекрасный работник, меня хвалят и не хотят терять, но мое психологическое состояние тянет меня в яму.

Деньги кончились, и Миле пришлось попросить мать о помощи. К удивлению девушки, та перевела ей деньги на месяц аренды квартиры. И продолжила уговаривать вернуться домой под разными предлогами. У самой Милы по отношению к матери смешанные чувства.

— Я не могу смириться и простить тот период, в который все разрушилось. Последние пять-шесть лет постоянных драк, скандалов, истерик, обвинений, грязи в мой адрес, — говорит Мила. — Да, сейчас мы общаемся. Несмотря на все произошедшее, у меня нет к ней лютой ненависти — лишь горький осадок и обида, но извиняется она редко и неискренне. Хочется верить в ее слова, но затем ее поступки все разрушают.

Даже повзрослевшему ребенку очень трудно осознать, что родитель может быть психически нездоровым или глубоко травмированным человеком, который не справляется с собственной психикой, утверждает клинический психолог Ульяна Скорнякова. Если человек рос с таким родителем, это начинает восприниматься как вариант нормы, и без помощи профессионального психолога бывает невозможно разглядеть, что родитель не в себе.

— К сожалению, — замечает эксперт, — так действительно бывает, что родители — психически нездоровые люди или люди с глубоко травмированной психикой и выстраивать с ними здоровые границы попросту невозможно. Часто приходится прибегать к очень жестким границам и радикальным мерам в виде прекращения общения, смены квартиры или даже страны проживания.

Нездоровые отношения с родителями или другими членами семьи в подавляющем большинстве случаев являются причинами абсолютно любых неприятных последствий для психики ребенка, включая болезни (психические и соматические), добавляет Скорнякова.

— Здесь может быть широкий спектр последствий от невротических проявлений (повышенная тревожность, пугливость, застенчивость и прочее) до тяжелых психических болезней (игровые и химические зависимости, расстройства пищевого поведения, депрессия, тревожно-депрессивное расстройство и так далее. Какие-то симптомы проявляются сразу в детстве, какие-то — уже во взрослом возрасте. В общем, как поется в песне Дяди Солнышко: «Если у тебя была мама, то у тебя есть проблемы».

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!