«Взяли за волосы и стали топить в раковине»: история о пытках в полиции и подбросе наркотиков

Иллюстратор: Анна Саруханова
Иллюстрация: Анна Саруханова для ТД

Почти пять лет Никита Михеенко пытается добиться наказания для подвергших его пыткам и подбросивших наркотики полицейских. Однако пока этого не произошло

«Удалось сунуть»

14 сентября 2016 года московский студент Никита Михеенко встретился с другом Денисом недалеко от метро «Октябрьское поле», чтобы пойти домой после пар вместе. Через несколько секунд их догнала машина. Из нее вышли четверо в военной форме. Они заявили, что якобы видели, как Денис оставил в перфораторной будке закладку из наркотиков, сказали, что имеют полномочия сотрудников Национальной гвардии, но своих удостоверений не предъявили. 

Военные оказались служащими воинской части Курчатовского института (входит в состав Росгвардии). Они стали обыскивать друзей на месте, затем вызвали полицию и, когда стражи порядка приехали, показали на Дениса. На него сразу надели наручники. «Этот с ним был, такой же, надо сажать», — уточнил военный, указав на Никиту. И, как услышал парень, добавил коллеге: «Удалось сунуть».

Молодых людей повезли в ОВД по району Щукино. По дороге один из сотрудников полиции говорил что-то про миллион рублей, но разговор развить не успели.

«Мы приехали в отдел, и меня сразу поставили на растяжку, — вспоминает Никита. — Дениса увели на досмотр. Он вернулся весь бледный. Я понял, что дело плохо. Его посадили в камеру временного содержания, а меня повели в кабинет № 307. В кабинете сотрудник снял с меня рюкзак. Другой сотрудник начал лезть ко мне в карманы одежды. Сначала я застыл, не понял, что происходит. Через несколько секунд опомнился, отошел на шаг назад и сказал: “Давайте как-нибудь с понятыми”. “Ну давайте”, — ответил кто-то из сотрудников. Я стал говорить с полицейским, который вносил мои личные данные. И вспомнил про свой рюкзак. Боковым зрением я видел, что полицейский в нем копается. Я повернулся и увидел, что он вытаскивает руку из рюкзака, закрывает его и говорит: “Зовите понятых”». 

Когда пришли понятые, началась выемка. Из кармана джинсов Никиты достали сверток в скотче, из рюкзака — полиэтиленовый пакет прямоугольной формы, в котором были еще пакеты. Никита отказался подписать протокол выемки. В протоколе было указано, что в кабинете было два сотрудника полиции, но их было пятеро. Когда понятые вышли, все сотрудники оставались в кабинете с Никитой.

«Давайте замочим его прямо тут»

Студенту предложили написать явку с повинной: признать умысел на сбыт наркотиков в обмен на условный срок. Он отказался.

«Тогда один из сотрудников схватил меня за кофту, прижал к стене и ударил кулаком в живот. От боли я опустился на корточки, — рассказывает Никита. — Оперативник по фамилии Горнеев закурил сигарету, стряхнул пепел на меня и поднес ее к моим глазам. Держал, пока не сжег все ресницы и бровь. Потом он провел сигаретой по моему веку и затушил о кисть моей правой руки. Меня толкнул другой полицейский, и я упал на пол. Он, Горнеев и оперативный сотрудник по фамилии Лазарев стали бить меня ногами, одновременно наступая подошвами ботинок мне на голову».

Когда это прекратилось, по словам Никиты, Лазарев взял пистолет и направил на него со словами: «Давайте замочим его прямо тут». Другой оперативник ударил его три раза в челюсть.

«Горнеев взял со стола лист А4, скомкал его и пытался засунуть мне в рот. Я вырвался и стал просить не бить меня, потому что у меня больные ноги и бронхиальная астма, мне было очень плохо. На это Лазарев взял дубинку и ударил меня по голове. Я начал терять сознание и упал. Горнеев поднял меня за волосы с пола. Вместе с Лазаревым меня повели в туалет. В коридоре сидел следователь по фамилии Кацуба и смотрел в пол. Меня завели в туалет, толкнули на пол и продолжили избивать, требуя все подписать. Потом кто-то из них сказал: “Иди мойся” и пихнул меня к раковине. Я стал смывать кровь с лица и заметил как кто-то из них заткнул слив. Меня взяли за волосы и стали топить в раковине. Я чувствовал, что у меня начинается приступ астмы».

Никиту вернули в кабинет, но вместо ингалятора, который он просил подать из рюкзака, дали выпить «лекарство» — неизвестную жидкость, от которой ему стало только хуже.

Один из оперативников сказал, чтобы Никиту оформляли на «продув» (освидетельствование на состояние алкогольного/наркотического опьянения), и угрожал ему, что, если он что-то сообщит врачам, ему не жить: в СИЗО с ним разберутся.

«Меня не подпускают менты, я не знаю, что делать»

В СПЗЛ (специальные помещения для задержанных лиц) Никита встретился с Денисом. Денис и еще несколько человек из камеры увидели, что он избит. Но в протоколе задержания в графе «состояние задержанного» побои не записали. В журнале доставлений тоже не сделали об этом отметки. 

Когда друзей повезли на медосвидетельствование в травмпункт городской больницы № 79, Никита рассказал врачам, что его избили в ОВД и диагностировал побои: ушиб грудной клетки, коленных суставов, множественные ссадины и гематомы. 

Там ему стало хуже: кружилась голова, повысилась светочувствительность, стало тошнить и в итоге вырвало прямо перед конвоиром. Но этому значения не придали: Никиту отправили обратно в отдел, где он провел ночь. 

Все это время Никита не мог связаться с родителями и сообщить, что его задержали: телефон ему не давали. Только когда студенту удалось продиктовать номер матери одному из задержанных в отделе, тот попросил свой телефон, набрал по памяти и рассказал матери Никиты, что произошло. Была уже ночь. 

Утром Никиту повели давать показания, и он встретился с адвокатом, которую нашли мама с сестрой. От дачи показаний он отказался в связи с плохим самочувствием после избиений и попросил оказать медицинскую помощь: стало хуже. Адвокат вызвала ему скорую помощь. Но врачей не пустили в отдел по указанию руководителя ОВД, решившего, что вызов скорой — это уловки адвоката.

Сотрудник скорой сделал в карте вызова отметку, что «больного нет на месте». Родственникам Никиты он сказал: «Меня не подпускают менты, я не знаю, что еще делать». 

Однако судья вынесла неожиданное решение для меры пресечения по части 4 статьи  228 УК РФ (незаконные производство, сбыт или пересылка прекурсоров наркотических средств или психотропных веществ) — домашний арест. Она сочла доводы следствия о сбыте наркотиков недостаточными. 

«Думали, что следствие разберется»

Никита вернулся домой и сразу уснул — на 12 часов. Когда проснулся, светочувствительность стала очень сильной, тошнило, кружилась голова. Ему вызвали скорую с подозрением на сотрясение и госпитализировали в Первую Градскую больницу. 

Там он пробыл 10 дней с черепно-мозговой травмой и ушибами грудной клетки и коленного сустава. 

«Когда я вышел из больницы, мы с родственниками не стали бить во все колокола только по той причине, что у нас всю жизнь было положительное отношение к тому, как работает система. На самом деле мы с ней просто не встречались и думали, что следствие разберется», — рассуждает он.

Подозревать, что ситуация ухудшается, Никита и его семья начали, когда в отделе появилась справка от участкового Пресненского района (почему-то с фамилией участкового из другого района — Донского) якобы о жалобах соседей на аморальное поведение Никиты и употребление им наркотиков и алкоголя. 

«Эта справка была подделана. В следующий раз была такая же справка, только сделана по Донскому району: ее якобы выдал этот же участковый. Но с другой подписью. Через несколько лет мама нашла этого участкового, он уже был в отставке. На записи разговора с ним (есть в распоряжении редакции. — Прим. ТД) он говорит, что никогда не писал таких справок, не знает, кто я, и что якобы в следкоме делают такие справки, чтобы “пропихнуть” дело», — рассказывает Никита.

В итоге в июне 2017 года обвинение запросило для Никиты 12 лет колонии строгого режима за умысел на сбыт в крупном размере. При этом, кроме изъятия наркотиков в отделе полиции, ничто не подтверждало версию следствия: дома у Никиты ничего не нашли, на телефоне и компьютере тоже.

Ходатайство о проведении экспертизы отпечатков пальцев с обнаруженных свертков следствие отклонило без объяснений.

27 июня 2017 года Никиту признали виновным и присудили к семи годам колонии строгого режима. Из суда он уехал в СИЗО-3 на Пресне — ждать итогов апелляции.

«Я думал, что второй суд-то точно разберется. В СИЗО я познакомился с Андреем Евгеньевым, бывшим журналистом телеканала “Звезда”. Он попал в точно такую же ситуацию с этим же полицейским. Андрея задержали у метро “Октябрьское поле” Горнеев и компания, тоже били в отделе и подкинули ему гашиш за отказ сотрудничать. Но у Андрея были знакомые из прессы, которые могли поднять эту историю. Благодаря нему появились сюжеты “России-1” и RT про меня и мое дело».

Иллюстрация: Анна Саруханова для ТД

«Бастрыкин взял дело на контроль. Ничего не произошло»

Апелляция оставила приговор без изменений. Никита уехал в колонию города Донской Тульской области в декабре 2017 года. 

В апреле 2018 года журналисты сняли про Никиту сюжеты. В управлении собственной безопасности МВД организовали проверку, которая подтвердила, что права Михеенко были нарушены. 

13 августа 2019 года мама Никиты обратилась в «Комитет против пыток». В результате общественного расследования, в ходе которого правозащитники проводили опросы и собирали доказательства, они пришли к выводу, что Михеенко действительно подвергся пыткам, а государство (органы СК, в частности) проводили неэффективное расследование этого факта, рассказывает представляющий интересы Никиты юрист Петр Хромов.

 После этого и.о. главы следственного управления СК по Москве Сергей Ярош пригласил маму Никиты на личный визит. В кабинете с Ярошем были его заместители. Мать Никиты им показала доказательства избиений. Ярош извинился перед ней за работу Следственного комитета и попросил секретаря в ее присутствии возбудить уголовное дело о превышении должностных полномочий по статье 286 УК РФ (председатель СК Александр Бастрыкин взял дело на личный контроль), забрать все материалы из Хорошевского следственного отдела и передать в следственное управление по ЮВАО. 

Но Никиту не признали потерпевшим, якобы потому что не был установлен вред его здоровью, несмотря на зафиксированные у судмедэксперта побои, справку из больницы, где Никита был с сотрясением мозга, и заключение психолога о нанесенном моральном вреде. Ему присвоили статус свидетеля. 

Следователь СУ по ЮВАО Александр Зацепин уверял мать Никиты, что у него уже пять томов по делу, что оно почти в суде. Но в итоге это дело закрыли. 

«Когда это дело прекратили первый раз якобы из-за отсутствия состава преступления, следствие обосновало решение тем, что полицейские из Щукинского ОВД прошли полиграф и дают показания. Что не применяли насилие. Однако есть позиция Верховного суда РФ, что полиграф — это спорный метод, не может являться доказательством и его данных недостаточно для принятия окончательного решения», — рассказывает Петр Хромов.  

В практике «Комитета против пыток» дело Никиты Михеенко — единственное, где человека так долго не признают потерпевшим, и законных объяснений этому нет, добавляет правозащитник: «Следователю якобы неизвестно, кто является потерпевшим, хотя именно Михеенко является заявителем по данному делу, именно ему преступлением был нанесен физический и моральный вред».

«В 2016 году меня пытали и избивали, с 2017 года я отбывал срок в колониях, а с 2018 года меня не признают потерпевшим по заявлению о преступлении, которое я же подал, — говорит в свою очередь Никита. — Когда Бастрыкин взял дело на личный контроль, я думал, что теперь оно сдвинется. И что произошло? Абсолютно ничего, вообще ноль». 

С ноября 2019 года по настоящее время дело прекращали четыре раза — следователь Зацепин выносил каждый раз одно и то же по содержанию постановление. Вместе с юристом «Комитета против пыток» Михеенко неоднократно обжаловали отказ в признании Никиты потерпевшим, но далее — прекращение уголовного дела.

Наконец в суде общей юрисдикции приняли в рассмотрение кассационную жалобу на приговор самому Михеенко. Никаких фактов о сбыте суд не нашел: ни весов, ни скотча, обыски ничего не выявили, никаких показаний. Статью переквалифицировали с умысла на сбыт на хранение и изменили срок с 7 лет колонии строгого режима на 4 года и 6 месяцев в колонии общего. 

«Я бы не хотел, чтобы мои дети рождались здесь»

Никита много читал и сначала вел счет прочитанному, но потом потерял записи. Работал на пошиве, собирал обувь. Когда один из заключенных показал Никите решение суда, где ему отказывают в УДО с формулировкой «своим хорошим поведением вводит сотрудников колонии в заблуждение», понял, что он тут надолго. 

В июне 2020 года Никиту перевели в колонию в городе Новомосковск Тульской области. И только 5 октября 2020 он вышел на свободу условно-досрочно. 

«Раньше я слышал, что у нас иногда жестят суды, что жестоко задерживают митингующих, — делится Никита. — Я не смотрю ТВ, но периодически в государственных СМИ проскальзывала информация, например, о митингах, и было ощущение из этих сюжетов, что все в пределах нормы, ничего страшного с задержанными не происходит, а если и происходит, то по их вине. О подбросах наркотиков я раньше думал так: подбрасывают, когда есть стропроцентная информация, что человек наркоторговец, но его не могут за руку поймать. Это бред, так делать нельзя, но я думал, что технология такая. Оказалось, что все совсем не так». 

Друг Никиты Денис продолжает отбывать срок в колонии. Он признал хранение наркотиков, прошел курс реабилитации, ходил к наркологу, к психологу. Ему дали 8 лет колонии строгого режима. 

Никто из пытавших Михеенко до сих пор не понес ответственность. Лазарев продолжает работать оперативником, а Горнеев даже пошел на повышение и стал начальником уголовного розыска в ОМВД Щукино.

В уголовном кодексе нет отдельной статьи о пытках и ответственности за них. Обычно дела в отношении силовиков возбуждаются по статье о превышении должностных полномочий с применением насилия. Но в 50% случаев судьи назначают за это условные сроки. И в целом за последние 10 лет силовики оправдывались в 4% случаев, — это почти в 10 раз больше, чем по делам других категорий.

В марте 2020 года, пока Никита еще находился в колонии, Андрей Евгеньев, после освобождения вернувшийся к журналистской работе, привлек внимание к фото Вячеслава Горнеева, на котором тот веселился в морге вместе с подчиненной на фоне трупов. После этого Горнеева уволили «за совершение проступка, порочащего честь сотрудника органов внутренних дел».

Никита не успел закончить университет. Теперь он хочет восстановиться, завершить образование и дождаться решения ЕСПЧ.  Жалоба в международный суд на нарушение статьи 3 Конвенции (о запрете пыток) была направлена юристами «Комитета против пыток» 18 июня.

«Не поймите меня неправильно, если у вас есть дети, — говорит Никита про свое будущее. — Но я бы крайне не хотел, чтобы мои дети рождались здесь и с ними могло бы произойти что-то подобное. Если это случилось со мной, это может случиться с любым. Скоро мне будет 27 лет, и я не думаю, что до моих 50 лет в России произойдут какие-то значительные изменения. Либо ничего не изменится,  либо изменится, но очень серьезной ценой. Я не желаю в этом участвовать».

Для того, чтобы пострадавшие от насилия силовиков не оставались одни в попытках восстановить справедливость, «Комитету против пыток» нужна ваша поддержка. Пожалуйста, подпишитесь на пожертвования организации. Любая сумма поможет бороться за права потерпевших дальше. 

Сделать пожертвование

Вы можете им помочь

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — «Таких дел». Подписывайтесь!

Помочь

Оформите пожертвование в пользу организации «Комитет против пыток»

Выберите тип и сумму пожертвования
Читайте также
Всего собрано
292 979 783
Текст
0 из 0

Иллюстрация: Анна Саруханова для ТД
0 из 0

Пожалуйста, поддержите фонда «Комитет против пыток» , оформите ежемесячное пожертвование. Сто, двести, пятьсот рублей — любая помощь важна, так как из небольших сумм складываются большие результаты.

0 из 0
Листайте фотографии
с помощью жеста смахивания
влево-вправо

Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: