«Доброго сердца недостаточно, чтобы менять мир вокруг»

Как сделать НКО заметными, а социальные проблемы — громкими? Возможно ли это в ситуации, в которой мы оказались сегодня? Поговорили об этом с Александром Семиным — режиссером, продюсером, основателем креативного агентства What if Semin? и преподавателем Московской школы профессиональной филантропии, который создает заметные социальные проекты, учит этому НКО и бизнес

«Тихо там, где нет жизни»

— Давайте поговорим о видимости НКО. Зачем она нужна? Почему фонды не могут просто помогать — без того, чтобы делать видимыми те проблемы, с которыми они работают?

— Знаете, что самое страшное слышит человек, когда приходит в ДДИ — детский интернат закрытого типа? Он понимает, что в этих стенах сотни детей, но при этом там стоит оглушительная тишина. Почему в интернатах тихо? Потому что плакать бесполезно: никто не придет на помощь. Хотя внешне кажется, что это и есть порядок.

Тишина — самое страшное, что может случиться в обществе. Это свидетельство отсутствия жизни. Тихо там, где нет человека, нет движения, нет любви. Страшно себе представить коллектив, в котором люди не могут ничего сказать.

Сейчас мы сталкиваемся с легализацией, нормализацией тишины. Помните фразу чеховского персонажа — «Как бы чего не вышло»?

— «Человека в футляре»?

— Да. Сейчас за такую позицию легко зацепиться НКО, гражданскому обществу, бизнесу — «Как бы чего не вышло». В какой-то степени это оправданно, чтобы просто выжить. Но для социального сектора это опасно. «Как бы чего не вышло» — это значит, что волонтеры и общественники не приходят в закрытые учреждения.

Тишина вновь маргинализирует темы, которые стали более-менее популярными и заинтересовали общество. Из-за признания экстремистским «международного движения ЛГБТ» становится все сложнее работать организациям, помогающим людям с ВИЧ. Правозащита — это теперь вообще практически партизанщина.

«Мы допускаем, что люди могут заблуждаться»

— Борьба с тишиной — это главная задача НКО в целом и моей работы в секторе в частности. Кампания «Обнаженных сердец» к Всемирному месяцу информирования об аутизме — как раз про борьбу с тишиной. Мы нарушаем ее фразой «Узнаю об этом больше». Молчание возникает из страха, сомнений, стереотипов. Есть прекрасная цитата: «Зло есть незнание». А незнание — это всегда порождение замалчивания, тишины.

— Наверное, важно, есть ли у человека желание узнать больше?

— Никто не захочет ничего узнавать, если на эту тему никто не говорит.

— Вы автор кампании «Обнаженных сердец» и режиссер социального ролика об отношении посетителей в кафе к ребенку с аутизмом. И в этом видео тишины как раз нет. Вместо нее — некорректные комментарии себе под нос или соседям по столикам «Никакого воспитания», «Это из-за экологии» и так далее.

— Мы озвучиваем стереотипные суждения, которые люди обычно не высказывают в лицо. Сценарий видео — это результат разговоров родителей детей с особенностями, которые слышат такие комментарии, в том числе сказанные шепотом.

Эта кампания создана в защиту общества, которое имеет право заблуждаться и чего-то не знать. Мы не можем ждать, чтобы все сразу приняли людей с особенностями. По телевизору ведь все время показывают только идеальных людей. Программы про экстрасенсов так популярны, что совет «А к целителям не пробовали?» кажется вполне логичным.

Мы допускаем, что люди могут заблуждаться. Когда зритель узнает себя в одной из фраз, мы показываем ему «Ты можешь быть любым. Бояться. Странно себя чувствовать. Мы не ждем от тебя экзистенциальных перемен. Но мы предлагаем инструкцию (на сайте проекта разбираются главные мифы об аутизме и дается инструкция, как вести себя родителям детей с РАС и окружающим. — Прим. ТД).

Безусловно, это разрушение тишины. В тишине было бы невозможно услышать все эти стереотипы и двигаться дальше. Вырванное из тишины, озвученное перестает быть страшным.

— Как бы закончился ролик, если бы люди узнали об аутизме больше?

— Мне кажется, после того как разбилась кружка и мама надела ребенку наушники, которые позволяют подавлять шум, все остальные должны тоже надеть наушники и слушать любимую музыку.

«Самая закрытая выставка»

— Тема закрытых учреждений — одна из самых табуированных. До 19 мая в Нижнем Новгороде проходит выставка, посвященная психоневрологическим интернатам (ПНИ). Как вы в ней участвовали?

— Эта тема для меня очень важна. Паблик-ток о выставке я начал с того, что, если родителей не станет, Сему ждет ПНИ. Без системы распределенной опеки ему доступен только такой маршрут.

В социальных проектах я обычно занимаюсь проработкой идеи и позиционированием. Здесь было то же самое: название «ПНИ. Самая закрытая выставка России» и слоган «Это прямо сейчас».

— Как вы думаете, с каким чувством человек должен выйти с этой выставки? Допустим, он никогда не сталкивался с закрытыми учреждениями и просто пришел посмотреть фотографии.

— Я не буду ничего выдумывать, а просто покажу комментарии посетителей.

«Мощное впечатление. Я боялась идти на эту выставку. Знала, что расстроюсь, буду долго потом переживать. Да, до слез. Но это наша реальность».

«Выставка дает возможность посмотреть на другую сторону жизни, с которой мы не соприкоснулись, но можем в любой момент в нее попасть. Как же важно всегда — на любой работе, в любой жизненной ситуации — оставаться человеком. Как важно дарить тепло и заботу тем, кому она жизненно необходима».

«Я не знала, что люди могут находиться в таких жизненных условиях. Сильная и страшная выставка».

«Хотел бы я, чтобы моя мать или я сам попали в нынешнюю систему ПНИ? Почему-то многие из нас уверены, что такой вероятности нет. Мы сегодня можем что-то делать для нашего завтра. В первую очередь перешагнув забор равнодушия. Этот первый шаг предлагает сделать выставка».

«Я вижу, как у многих людей после этой выставки текут слезы, некоторые проходят все за три минуты и закрывают глаза; но мы должны смотреть!»

«Ком в горле, и, кажется, нет слов. Наверно, мне бы хотелось развидеть, но чем больше людей увидит и узнает о таких учреждениях, об условиях проживания там и о том, что у людей, проживающих в ПНИ, тоже есть душа, то и у нас получится сохранить в этом мире что-то человеческое».

В нижегородский музей не прекращается поток людей. Может быть, ими движет нормальное желание просто «заглянуть за забор». Но если потом с человеком что-то происходит, задача уже решена. Прорвалась тишина: мы взяли то, что всегда было за забором, и показали это в центре огромного крутого города.

— Поразило ли что-то в этой выставке лично вас, хотя вы давно и глубоко в теме?

— Там на каждом квадратном метре есть ощущение человека. А когда выставка заканчивается, мы видим огромную фотографию, где мальчик-подросток с синдромом Дауна играет с птичкой. Но потом мы понимаем, что это не птичка, а тряпочка. Других возможностей играть с животным миром у него нет. Как в мультике про варежку. Наверное, это и есть квинтэссенция одиночества, когда ты видишь в тряпочке птичку.

— Но в этом есть и надежда, что тряпочка может стать птичкой?

— Не соглашусь. Нам бы все-таки забор чуть пониже и птичек туда чуть побольше. И птичек, и людей, и эмоций.

«Не поможешь — все умрут»

— В чем еще кайф? Выставка — это прежде всего арт-проект. Создателям: Нюте Федермессер, фотографу Юре Козыреву, куратору Георгию Никичу — удалось уважительно отнестись к зрителю, к его страхам.

Самое отвратительное, что может сделать НКО или благотворительность, — это вынуть все тяжелое, кровоточащее и вывалить на человека как оно есть. Я считаю, что это манипуляция и спекуляция.

— Чем такая позиция плоха для зрителя? Он больше никогда не вернется в эту тему?

— Если человек, к которому мы идем, вооружен страхами и мы не будем на его стороне, тогда мы только приумножим его стереотипы и страхи. Наша задача — совершить в нем маленькое изменение, чтобы он пошел дальше. Зародить сомнение, а не сразу посадить лес добра, в котором человек заблудится.

Эмпатия — главный принцип в НКО, и она должна проявляться в том числе во внешней коммуникации. Мы вместе с благотворительными фондами потихонечку этому учимся.

— Если выделять главные принципы, как НКО становиться видимыми?

— Мы должны понимать, что нашего доброго сердца, огромной души и благотворительной пассионарности недостаточно, чтобы менять мир вокруг себя, менять отношение к той или иной теме. Поэтому существует Московская школа филантропии. Благотворительность должна стать местом самореализации профессиональных людей. Это первое.

Второе — не забывать про инклюзивность в коммуникации. Перестать считать доноров, общество, жертвователей сразу должными и готовыми помогать. Перестать так с ними разговаривать. Манипулятивная благотворительность ставит человека перед фактом: «Не поможешь — все умрут. Боишься — значит плохой». Ну нет. Люди имеют право бояться. Если мы не будем принимать человека таким, какой он есть, мы не сможем изменить его отношение к социальным проблемам, благотворительности.

Видимость важна для всех НКО. Помогать, будучи вещью в себе, значит приумножать тишину. Из этого не следует, что надо кричать: «Смотрите, какие мы классные, потому что мы помогаем!» Хотя даже если это и так, то окей — это вопрос исключительно внутреннего отношения человека к своей деятельности. Для общества же важно громкое заявление не о том, что человек помог, а о том, что такая помощь нужна. Вот причина, по которой нужно делать это громко.

— А чем больше помогаешь, тем больше видишь, сколько еще всего нужно сделать.

— Да, конечно. Каждое громкое заявление о несправедливости — это шанс начать с ней бороться.

«Нужно, чтобы у этого было продолжение»

— Раньше фонд «Нужна помощь» для многих НКО был такой «площадкой для видимости»: благодаря платформе «Пользуясь случаем», каталогу фондов, медиа. После иноагентства часть фондов опасается сотрудничать с «Нужна помощь». Какие у них есть альтернативы?

— Это абсолютно нормально, что люди стали бояться. Мы до конца не знаем, как будет работать закон об иноагентах, чем для НКО обернется такое сотрудничество.

«Нужна помощь» всегда был свидетельством того, что благотворительность в России существует. Фонд был витриной благотворительности. В их каталоге было почти 800 НКО. Об акции «Рубль в день» знали все. Платформа «Пользуясь случаем» меняла социальное поведение людей. За восемь лет существования фонд собрал более двух миллиардов рублей на работу НКО.

— И это в том числе региональные НКО, у которых не было доступа к федеральной аудитории.

— Да. При этом все фонды тщательно проверялись. Это такое уважительное отношение к донорам. Им гарантирована прозрачность, результативность, эффективность.

Когда стало понятно, что после иноагентского статуса все может закончиться, появился страх потерять работающие, потрясающе эффективные инструменты, механики, концепции.

Я, Анастасия Гулявина, Марина Аксенова — мы обсудили, что надо дать возможность работать тем инструментам, которые внедрял фонд «Нужна помощь». Опираясь на собственный опыт, сохранить ее идеологически и концептуально. Так появилось название нового фонда — «Продолжение». Нужно, чтобы у этого было продолжение, и оно будет.

— Фонд уже существует?

— Он сейчас регистрируется. Когда все будет готово, мы сделаем официальный релиз.

«Даже если у человечества шансов нет, у человека они есть»

— Когда НКО работают, профессионалы вовлечены в благотворительность, если мы все время «взбиваем масло» — все вроде бы должно меняться в лучшую сторону. Но при этом «специальная военная операция» идет, принимаются репрессивные законы, государство больше не поддерживает идеологически не близкие НКО. Мы возвращаемся туда, откуда пришли? Есть ли какой-то прогресс или все становится только хуже?

— Я считаю, что с точки зрения системной работы за последние два года мы отброшены лет на двадцать. Мы уже почти подходили к формированию того, что называется «благотворительной индустрией», «третьим сектором». Еще недавно мы как будто приближались к принятию закона о распределенной опеке, к реформе ПНИ. Сейчас понятно, что эта борьба проиграна.

Материк системной помощи снова распался на островки. Мы рассыпались, как ртутные шарики на ковре в детской, где разбили градусник. Безусловно, мы будем друг к другу стремиться. Но на восстановление придется потратить еще лет десять.

Многие начали жить по принципу «мне не больно, мне ясно». Лично мне понадобилось два года, чтобы прийти к этому «ясно». Только тогда появились силы. А до этого было просто больно, сил не хватало. Для меня проигрыш в принятии закона о психиатрической помощи совпал с одним из судебных слушаний по делу Жени Беркович и Светланы Петрийчук. В Хамовническом суде я увидел зло настолько близко, что из его рта пахло.

Что дальше? Мы продолжаем писать письма.

— Зачем сейчас вообще заниматься благотворительностью?

— Надо давать шанс человеку. Когда в обществе преследуют за инаковость, в одном подъезде мы можем сделать инаковость нормальной. В этом тоже, конечно, есть откат. Раньше мы стремились к тому, чтобы помощь была системной, а не адресной — а теперь снова все вернулось. Грубо говоря, раньше мы занимались повышением качества жизни и профессионализировали заботу в домах престарелых, а сейчас снова помогаем собирать на дрова бабушкам.

— Но бабушки никуда не делись.

— Конечно. Даже если у человечества шансов нет, у человека они есть. В сложной ситуации человеческое лицо напротив твоего лица может оказаться даже спасительнее, чем обложка принятого закона.

Сейчас НКО могут поучиться у адвокатов. Мы прекрасно понимаем, что от них не зависит, сядет человек в тюрьму или нет. И все равно они встают, надевают костюмы, берут свои папочки и идут в суд.

Я спрашивал у общественника, большого адвоката Калоя Ахильгова: а не паллиативная ли это помощь? А вот нет. Наличие адвоката заставляет систему вести себя иначе. Там, где обычно применяют насилие, появление адвоката может этому помешать.

Это торжество профессионализма. Лучшего примера, как относиться к своей деятельности, не питая иллюзорных надежд, сегодня не найти.

— Там, где мы оказались, есть ли смысл надеяться, что когда-нибудь все наши наработки, законопроекты, отложенные в стол, снова будут востребованы?

— Представляете, вдруг возникнет ситуация, когда закон о распределенной опеке примут, а вокруг не останется никаких специалистов и экспертов?! Конечно, нам надо дождаться, пока детские дома, ПНИ, ДДИ будут упразднены как явление, когда примут закон о криминализации домашнего насилия… В этом ожидании важно сохранить экспертизу, а это возможно, только когда она постоянно используется в текущих задачах. Надо постоянно ходить на озеро, даже если там нет рыбы, — чтобы однажды, когда начнет клевать, мы смогли бы справиться с сачком.

• Теги:
• благотворительность
• борьба за права
• социальная помощь