Муми-мама чинит систему
В селе Верхние Белозерки живет Муми-мама, она же Ольга Киселева, которая учит детей из кризисных семей грамотности и возвращает им веру в людей
— Так вот, стоим мы на школьной линейке, и я слышу за спиной мужской голос: «А где та сумасшедшая, которая приемных детей набрала?» Я обернулась, и он смутился. А потом стою и думаю: «Может, я и правда сумасшедшая? Со стороны-то виднее!»
Ольга смеется, и ее высокий колокольчиковый голос летит и летит по осеннему саду.
— Вы просто очень необычная, — не соглашаюсь.
— Меня в последние годы стали называть Муми-мамой! А теперь у нас в семье есть и новое понятие — «мумимаминг». Это про то, что я своих детей и учеников хвалю за каждую мелочь. За красивую букву, вежливое слово, вымытые руки. Старший сын над этим подшучивает. Но я продолжаю, потому что мумимаминг работает!
Мамины лежанки
Ольга выросла в семье инженеров. Папа привил ей любовь к книгам, мама — к классической музыке. Когда Ольге исполнилось пять, ее мама Галина попала с сердцем в больницу. Вернулась очень слабой — и слабость эта со временем не ушла. Поэтому Галина носила с собой полипропиленовый коврик — как только у нее заканчивались силы, она расстилала коврик и ложилась.
«Мы это называли “мамины лежанки”. И проходить они могли где угодно: в парке, в походе и даже на стадионе. Туда она собирала всех соседских детей и устраивала соревнования. Лежала на своем коврике и командовала: “Бегаем! Прыгаем! А теперь ку-выр-ки!” — вспоминает Ольга.
Только спустя годы Ольга поняла, чего маме стоили эти «веселые старты». Но тогда это казалось нормальным. Как и семейный просмотр балета, чтение по ролям «Гамлета» или психологический разбор ситуаций, которые случались в классе.
«А еще мы обсуждали газетные публикации. Помню, мама открыла одну и изменилась в лице: “Оля, тут написано что-то невероятное… Теперь детей из детских домов можно брать в семьи”. Я, конечно, стала спрашивать, что такое детский дом. Мама объяснила: это как тюрьма, только для тех, кто еще ничего плохого не сделал, — для детей…»
В тот день Оля легла спать с мечтой о том, что она должна найти эту «тюрьму» и спасти всех, кто там быть не должен.
Как своей, по-тихому
Эта мысль не отпускала ее восемь лет. Ольга окончила школу, поступила на дошкольный факультет Тольяттинского педагогического института. И стала работать в детском доме. Вначале ее взяли социологом. Когда она в первый раз читала детские дела, сердце рвалось из грудной клетки: с кем-то из детей родители сожительствовали, кого-то до полусмерти били, один отец повесился на глазах сына — мальчик вынимал его из петли. А наркотики и алкоголь ко всему этому шли довеском.
«Я попросила перевести меня в воспитатели. Приносила с собой магнитофон и включала в коридоре классическую музыку. Это были девяностые, время “двух кусочеков колбаски”. А тут Прокофьев, Моцарт, Григ… Дети замирали, и лица их становились другими. Я поняла: надо вырывать их из этой среди. Стала забирать небольшие группы ребят к себе домой на выходные. Тогда еще не было такой практики, но и жестких законов не было. Мне, как своей, по-тихому это разрешали…»
В родительском доме Ольга подтягивала детей по предметам, да и просто показывала жизнь: вот так люди заваривают чай, так растет ежевика, а для того, чтобы сделать котлеты, надо перекрутить фарш. Каждый вечер воскресенья, когда нужно было возвращать ребят в детский дом, — слезы. Но тогда даже одного ребенка Ольге забрать было некуда.
Присвоенная бабушка и кое-кто еще
Прошло еще восемь лет. А потом еще восемь. Ольга так же помогала детским домам и работала психологом в частном садике. У нее уже было трое своих детей. Самому младшему, Мирону, исполнилось полтора года, когда во время кормления Ольга вдруг подумала о страшном: как бы развивалась судьба ее розовощекого младенца, если бы он остался один? Лежал бы, забытый, в зарешеченной кроватке дома малютки? Разучился бы звать на помощь, потому что это бесполезно? А к трем годам обозлился на взрослых и перестал этому миру доверять?..
Ольга с трудом отогнала эту мысль, но каждое кормление она возвращалась. И когда Мирон немного подрос, Ольга начала сбор документов для опеки и прошла школу приемных родителей. Прошла сама, потому что с мужем к тому времени они расстались. Правой рукой Ольги теперь стала «присвоенная бабушка» — Надежда Степановна. Все дети Ольги выросли на ее руках.
«Моя мама жива, но сегодня практически не встает. — Ольга переходит на шепот, чтобы баба Надя не слышала, что ее хвалят, она этого не любит. — А Надежда Степановна — невероятный человек. Она вышла из многодетной баптистской семьи. И когда была уже в зрелом возрасте, предложила своей родной многодетной и очень бедной сестре взять на воспитание одного ребенка, племянника 11 лет…»
Этот мальчик и стал мужем Ольги. С его названой матерью невестка через минуту нашла общий язык, а через час они уже сплелись душами и больше не расплетались. Ближе к старости бабушка Надя переехала в дом Ольги и стала ее палочкой-выручалочкой: как только между подростками вспыхивал конфликт, будто из-под земли вырастала баба Надя. Выслушивала все стороны и предлагала единственно верное решение: всем вместе печь пироги. В доме начиналась веселая возня — и гроза этот дом обходила.
Они исчезают, но потом возвращаются
Хотя тучи ходили часто. Потому что к трем своим детям начали прибавляться приемные — две девочки и два мальчика-подростка. Все дети с глубокими ожогами от детского дома и родных семей. Ольга просит их истории не писать: боится обидеть ребят и расколоть тонкий лед заново собранных отношений.
Соглашается только на эпизод, как они возвращали приемной дочке, девятилетней Свете, доверие к миру и волосы. Первое случилось благодаря лошадям — Ольга придумала водить девочку на соседскую конюшню. Там Свете было легче дышать, и после занятий она возвращалась другой: могла смотреть прямо в глаза и разговаривать.
А волосы — их практически не было. Поэтому, как только Ольга получила документы об опеке, повезла приемную дочку не домой, а к хорошему трихологу. Светину голову посмотрели под микроскопом и сказали: луковицы-то есть, но, видимо, на фоне сильного и долгого стресса они уснули. «Можно попробовать их разбудить — вот вам рецепт, и постарайтесь, чтобы девочка пожила в любви и покое». Ольга старалась: несколько месяцев «замачивала» Свету с лечебной маской на голове в ванне. И бесконечно ее хвалила. Спустя полгода на Светиной голове появился пушок, а потом полезла шевелюра!
— Посмотрите, какая стала! — Ольга с восторгом подводит меня к фотографии. С нее смотрит ясноглазая, очень симпатичная девчонка с копной светлых волос.
— Как сегодня дела у Светы?
— Хорошо: учится, работает. Все мои дети выросли и разлетелись. Дома остался только наш 15-летний мотогонщик Мироша… Знаете, первые год-два, когда приемные дети уходят, они не просто уходят, а исчезают. Не звонят, не пишут, словно отрезают прошлое. Объясняют так: нам 18, мы хотим свободы. Но проходит год, два — и они возвращаются. У меня в телефоне есть сообщение от нашего приемного сына Семена. Я так часто его читала, что выучила наизусть. Там о том, что он наконец-то понял, как нам с ним было непросто. И пойдемте, еще что-то покажу…
Ольга ведет меня в прихожую, там, за занавеской, на полке, ряд ботинок с коньками — каждый Новый год в дом Муми-мамы съезжаются ее большие дети. Ближе к полуночи все вместе они едут на деревенский каток, и в полночь, глядя в звездное небо, семья загадывает желания. О мире, счастье и любви.
Не очень нормальные
Историю Ольги Киселевой нам предложил рассказать проект онлайн-образования «РОСТ». Уже 15 лет его репетиторы и тьюторы помогают выпускникам детских домов в учебе, социализации и трудоустройстве. Работает проект в основном в регионах, потому что именно там остро не хватает учителей. Занятия проходят онлайн. Ольга Киселева — исключение.
«Получилось само собой. Еще во время декретного отпуска мы с подругой создали в нашем селе “бесплатный детский сад”: занимались со своими детьми и приглашали соседских. Со временем стало видно, кому надо помогать не только в учебе, но и материально. Мне пришлось зарегистрировать маленькую организацию “Свой дом”. Поскольку я сама прошла путь приемного родителя, знаю, как стремительно беднеют такие семьи: велосипеды пропадают, деньги исчезают, шкафы рассыпаются. — Ольга кивает на свою “раненную” во время вспышки подростковой агрессии дверь. — И денег на это, как правило, не хватает. Так вот, мы помогали таким родителям материально, а детей я вела как психолог и педагог. Но пришла пандемия…»
Сельским детям и учителям пришлось осваивать онлайн-обучение. Давалось это непросто, но, когда далось, Ольга поняла: открылось окно в новый мир. И предложила свою кандидатуру как педагога-волонтера РОСТу. Узнав ее историю, РОСТ немедленно взял Ольгу Киселеву на работу: преподаватели, которые не понаслышке знают, что такое дети с опытом сиротства и как с ними общаться, в организации на вес золота — их четверо, включая Ольгу.
Так у Муми-мамы появилась толстая тетрадь с графиком занятий на 17 учеников: 13 своих, сельских, и четверо тольяттинских. Еще пять учеников — постарше — занимаются с учителями РОСТа онлайн. К городским Ольга ездит, а сельские, как и раньше, приходят к ней домой. В маленькой комнатке, среди книг и игр, они читают, считают и пишут. Ольга сидит рядом и хвалит, хвалит, хвалит.
Дети вначале стесняются, а потом мумимаминг включает какой-то другой процесс: мальчики и девочки расправляют спины. И те, кто еще вчера боялся поднять на учителя глаза, выходят к доске и с выражением декламируют Пушкина, Маяковского, Фета…
«Мои ученики — это же и мои подопечные. И бывает так, что ребенок приходит на занятие и во время уроков рассказывает, что дома проблемы: папа запил, ребенку некуда идти. И я оставляю его у себя на ночь. А сама думаю: надо что-то решать. Иду к родителям, разговариваю, пытаюсь чем-то помочь. Ведь основные поставщики детей в детдома — многодетные сельские семьи в трудной жизненной ситуации. В этой системе что-то сломано, и чинить ее надо снизу, с семьи. Я понимаю, что один в поле не воин. Но нас же много, таких, ну… не очень нормальных, что ли. Поэтому шансы есть».
И пошептаться о главном
Работа по починке системы денежными единицами, конечно, не исчисляется. И история Ольги — живой пример. Ее двор в селе Верхние Белозерки — это и школа, и центр дополнительного образования, и кризисный дом, куда днем и ночью могут прибежать за помощью взрослые и дети.
За такое не платят, так просто живут. Живут те, которые не умеют иначе.
Но этот текст я пишу не только чтобы показать, что в этом мире еще очень много удивительных людей. Но и для того, чтобы закончить его просьбой о сборе. Деньги пойдут на зарплаты учителям РОСТа.
Сегодня их 40. РОСТ работает в 45 учреждениях в 37 регионах, самый дальний из них — Минусинск Красноярского края. А если считать регионы, где у организации есть приемные семьи, то надо добавить еще пяток. И самым дальним будет город Арсеньев Приморского края. В этом году у РОСТа — 480 учеников (150 занятий в день!), прошлый год закончили 462, и, судя по динамике, дальше будет только больше.
Все педагоги РОСТа немножко сумасшедшие и непробиваемо оптимистичные. И на их плечах держится мир. Он живет в их домах. И прячется на чердаках беседок. Ольга Киселева сделала такую для своих учеников в саду: теперь там можно укрыться от всяких бед. И пошептаться о главном.
