20 августа в омскую БСМП № 1 госпитализировали Алексея Навального с подозрением на отравление. В медучреждении политик впал в кому. Врачи не сразу пустили к нему его жену Юлию, ссылаясь на то, что «паспорт без свидетельства о браке — недостаточное доказательство их с Алексеем родства».
Благотворители уже несколько лет борются за правила посещения пациентов в реанимации, которые бы защищали права пациентов и их родных, а не становились препятствиями. Несмотря на то, что ситуация становится лучше, людям все равно иногда приходится добиваться разрешения быть рядом с тяжелобольным родственником.
Законодательство
Основной документ, который с 2011 года разрешает тяжелобольным пациентам и их родственникам совместно пребывать в медучреждении, это 323 ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации«. В шестой статье закона прописано, что родственники могут посещать пациента и пребывать с ним. Главное, чтобы учитывалось его состояние, соблюдался противоэпидемический режим и интересы иных лиц. Статья 51 разрешает одному родителю или законному представителю находиться с ребенком в больнице бесплатно.
Как заметила директор фонда «Детский паллиатив» Карина Вартанова, положение о совместном пребывании родителей с детьми в 323 законе сформулировано и прописано более конкретно, чем со взрослыми, но при этом ни те, ни другие нормы «почти не работали».
В 2016 году родительское сообщество создало петицию и потребовало от Минздрава направить во все медицинские организации официальные письма о том, что незаконно разлучать детей с родителями во время госпитализации.
«Решение о допуске или недопуске родственников в реанимацию до сих пор принимается на уровне главного врача или заведующего отделением, причем в 99% случаев это решение принимается не в пользу родственников и пациентов», — было сказано в письме.
Тогда же, в апреле 2016 года, актер и основатель благотворительного фонда Константин Хабенский во время прямой линии обратился к Владимиру Путину. Он рассказал о проблемах людей, чьи близкие попадают в реанимацию, и попросил разрешить родственникам посещать пациентов любого возраста, не только детей.
«У нас есть такой замечательный закон, который действительно работает, он принят — о том, что родители и близкие ребенка или молодого человека до 18 лет, попавшего в сложную ситуацию, имеют право находиться в палатах реабилитации и интенсивной терапии. […] Но на местах получается, что к этому закону могут делать добавочки. […] Иногда доходит до сумасшествия, и получается ситуация такая, что родственники бегают, тратят нервы, и так попав в сложную ситуацию, собирая какие-то справки, и думают, не придумают ли за ночь еще что-либо», — сказал тогда Хабенский.
После общественного резонанса Минздрав опубликовал правила, позволяющие родственникам посещать пациентов в реанимации. В них прописано, что:
- Посетители не должны иметь инфекционных заболеваний (но медицинские справки требовать персонал больниц не вправе);
- В отделения реанимации не допускаются посетители в состоянии опьянения, дети до 14 лет;
- Одновременно в палате могут пребывать не более двух человек.
В документе не регламентировано посещение пациентов теми, кто не является им родственниками, и не сообщается, как подтверждать родство.
Новая волна обсуждения началась в 2019 году, когда Владимир Путин подписал федеральный закон об изменениях в 14 и 79 статьях Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации». Поправки обязывают медицинские учреждения предоставить родным возможность посещать пациента «в медицинской организации, в том числе в ее структурном подразделении, предназначенном для проведения интенсивной терапии и реанимационных мероприятий», а также предписывают утверждение общих требований к тому, как должны быть организованы эти посещения.
«Эти две поправки, на самом деле, создали много дополнительных проблем. Да, они были приняты, чтобы четко прозвучало “отделение реанимации и интенсивной терапии” для тех, кто не понимал этого раньше. Но по большому счету в этих поправках говорится о том же самом [о чем уже говорилось в 323 ФЗ], только не совсем корректно», — прокомментировала ТД Вартанова.
Карина объясняет, что в первую очередь трудности для родственников создает использованное в поправках слово «посещение», а не «пребывание». То есть эта формулировка может пониматься как разовый визит, а не постоянное нахождение рядом с пациентом — «этим пользуются очень многие медучреждения, которые не хотят пускать родных». Вторая поправка об общих требованиях к организации посещений, по мнению Вартановой, тоже некорректна.
«Общие требования — это только лишние барьеры. Отделения реанимации друг от друга очень сильно отличаются: есть детские — только их у нас около 700 по всей стране, есть взрослые, инфекционные, кардиологические, онкологические и так далее. Плюс, отличаются и материально-технические условия, и возможности различных медицинских организаций. Поэтому универсальных, стандартных правил, которые можно были бы применить ко всем отделениям, быть не может», — заключила эксперт. Главное и единственное общее требование, которое необходимо соблюдать, продолжает Вартанова, это обеспечить возможность пребывания родственников с пациентами, как детьми, так и взрослыми, а специфика организации этого пребывания должна определяться на уровне каждого конкретного отделения реанимации.
Критика НКО
Сразу после того, как Владимир Путин подписал закон о внесении изменений в 323 ФЗ, Минздрав опубликовал проект правил, по которым родственников могут пустить в реанимацию:
- Члены семьи должны получить разрешение у лечащего врача и заведующего отделением;
- У родственников не должно быть явных признаков инфекционных заболеваний;
- Перед посещением необходимо снять верхнюю одежду, надеть бахилы, халат, маску и шапочку, а также тщательно помыть руки;
- Родственникам следует соблюдать тишину, не мешать другим пациентам и врачам, не прикасаться к медицинским приборам;
- При проведении инвазивных манипyляций вход в палату запрещен;
- Одновременно в палате может находиться не больше двух посетителей;
- Детям до 12 лет и посетителям в состоянии алкогольного или наркотического опьянения вход в реанимацию запрещен;
- Пациент должен лично дать согласие на посещения. Если человек не в состоянии выразить согласие, нужно спрашивать разрешение у законного представителя. В крайнем случае — у заведующего отделением или дежурного врача.
Скорректировать новые правила требовали фонд «Вера», Фонд Константина Хабенского, «Детский паллиатив» и «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Благотворители опасались, что документ Минздрава еще сильнее ограничит доступ в реанимацию. Минздрав России исправил проект приказа: в новой версии документа посещать пациентов в реанимации могут не только члены семьи.
Как рассказала «Таким делам» юрисконсульт благотворительного фонда помощи хосписам «Вера» Анна Повалихина, общественное обсуждение проекта продолжалось до 3 января 2020 года, но приказ так и не был утвержден.
Анна Повалихина также напомнила, что эксперты фонда направляли в Минздрав предложения, как лучше доработать проект правил. К примеру, приказ разрешал посещение пациентов только родственникам или законным представителям. Это значит, что человека в больнице не смогут навестить ни друзья, ни соседи или коллеги, ни партнеры. Кроме того, фонд указал на некорректную формулировку о режиме посещений. Там было сказано, что посещения ограничены «в ночное время или иной период времени», но под эту фразу попадает любая часть суток или недели. Также в проекте Минздрава нечетко сформулировано, кто должен учитывать обстоятельства, связанные с состоянием пациента, соблюдением противоэпидемического режима. Непонятно, кто вообще должен соблюдать общие требования посещений.
Эксперты «Веры» также считают, что было бы гуманно разрешить круглосуточное посещение пациентов, находящихся в критическом состоянии в реанимации, с согласия руководителя структурного подразделения, а в его отсутствие — дежурного врача.
ТД направили официальный запрос в Минздрав России с просьбой прокомментировать, на каком этапе находится проект. На момент публикации ответ предоставлен не был.
Что происходит сейчас
Как говорит Вартанова, Минздрав работает над документом с лета 2019 года и уже три раза переделывал его, но каждый вариант подвергался активной критике «и со стороны профессионального сообщества, и со стороны НКО». «Поэтому пока мы живем с тем, что есть», — сказала она.
Тем не менее, по словам руководителя «Детского паллиатива», ситуация с допуском родных к пациентам медленно, но неуклонно улучшается. Прецеденты, когда родственников категорически не пустили бы в реанимацию, как к детям, так и ко взрослым, стали единичными. И дело не столько в поправках, сколько в повышенном общественном внимании к этому вопросу, считает эксперт.
«В Москве ситуация сильно изменилась после того, как московский департамент выпустил свой приказ о том, что [родственников] обязательно должны пускать [в реанимацию]. Но опять-таки нет правил без исключений: где-то могут пустить, а где-то нет, потому что субъективный подход и человеческий фактор, к сожалению, никто не отменял. Но как в Москве, так и в регионах, важно помнить, что законных оснований для того, чтобы не пускать, у них реально нет. Поэтому все те, кто по-прежнему не пускают [родственников в реанимацию], все запреты и ограничения — это чистой воды волюнтаризм местных руководителей», — заметила Вартанова.
Заведующий отделением рентгенохирургии ГБК №52 Александр Ванюков подтверждает, что в Москве проблем с недопуском родственников в реанимацию к тяжелобольным действительно стала меньше: «Где-то пускают по часам, где-то в любое время». В регионах же, считает врач, ситуация гораздо хуже и родных к пациенту «пускают либо по очень большой договоренности, либо за деньги, либо не пускают вообще».
Причин, по которым людей не пускают в реанимацию, может быть несколько, говорит Ванюков: отделения реанимации и интенсивной терапии переполнены, или медперсонал боится, что «кто-то из родственников что-то сделает не так, начнет паниковать или возмутится условиями больницы».
«Никто не любит, когда какие-то посторонние глаза смотрят, как ты работаешь, еще, не дай бог, вопросы начнут задавать. Это немножко раздражает, — объясняет Ванюков. — Все понимают, что надо отвечать [на вопросы родных], но с другой стороны, когда у тебя катастрофически не хватает времени, ты устал и у тебя впереди еще и какая-то смена в другом месте, то желание общаться с посетителями, конечно, притупляется», — говорит Ванюков.
Он также считает, что из-за того, что врачи не доверяют родственникам, а родственники не доверяют врачам, «то медперсонал начинает вести себя как люди, облеченные властью, то есть не пускать, а другие, наоборот, всеми силами пытаются эту власть уличить в каких-то смертных грехах». Часто в реанимациях просто нет специального места, где врачу можно пообщаться с родственниками, говорит он. Поэтому проще не пустить родных к пациенту, чем пытаться изменить инфраструктуру.
«Эпидемия показала, что может быть по-другому»
Другое препятствие для родственников на сегодняшний день — это карантин по коронавирусу, продолжает Карина Вартанова. «И тут, я думаю, тоже будет много спекуляций, даже когда острота проблемы схлынет».
Анна Повалихина также уточнила, что из-за пандемии коронавируса в начале 2020 года ввели ограничительные меры — в больницах полностью были запрещены посещения пациентов. В регионах карантинные меры вводились отдельно постановлениями главных санитарных врачей субъектов РФ, говорит она, и в некоторых из них все еще продолжают действовать.
В то же время, рассказывает Александр Ванюков, эпидемия показала, как важно, чтобы с пациентами отделений реанимации находился кто-то, помимо врачей и медицинского персонала. Во время пандемии ГКБ №52 была перепрофилирована для приема людей с коронавирусом. На помощь медикам отобрали волонтеров, которые имели доступ в красные зоны, в том числе в отделения реанимации.
«Сначала те волонтеры, которые хотели работать с пациентами, ходили в линейные отделения, а потом, если проявляли себя нормально: не падали в обморок, не хамили, — уже могли попасть в реанимацию. И ничего страшного не произошло. Абсолютно чужие люди ходили, мыли, переворачивали [тяжелобольных пациентов]. Они научились общаться с людьми на ИВЛ — таскали какие-то магнитные доски, где детской азбукой выкладывали слова, выясняли, что человеку хочется. Более того, выяснилось, что люди в критическом состоянии, к которым подходили волонтеры, выздоравливали быстрее и лучше, чем те, кто изначально был в более легком состоянии, но с которыми не работали волонтеры», — рассказал Ванюков.
По словам Ванюкова, был период, когда доступ к тяжелобольным пациентам имели около 460 волонтеров, «и никаких проблем с точки зрения утечки информации, каких-то неадекватных реакций не было». Наоборот, добровольцы замечали те детали, на которые врачи в рутине могли не обратить внимания. «Может быть, нам повезло. Конечно, это не репрезентативная выборка, но это показывает, что все можно контролировать и так можно работать».
«Все говорят, что мы [врачи] с пациентами по одну сторону баррикад, вместе боремся против болезни. На деле есть некоторые противопоставления: вот мы — врачи, а они — наши пациенты. А волонтеры и родственники создают вот эту прослойку, которая позволяет нам всем оказаться на одной стороне», — заключил Ванюков.
Юрисконсульт Анна Повалихина считает, что судьба проекта Минздрава будет зависеть от развития эпидемиологической ситуации.