«Все наблюдатели — это пострадавшие». Что такое травма свидетеля и как с ней справиться

В течение последних двух месяцев многие стали свидетелями тяжелых и страшных событий, происходящих на территории Украины. Специалисты считают, что травмирован абсолютно каждый человек, наблюдающий за ситуацией. По их мнению, происходящее негативно влияет даже на тех, кто внешне спокоен или отрицает тяжесть этих событий. «Такие дела» попросили психологов и психиатров объяснить, что такое травма свидетеля и как она влияет на человека. 

Что такое травма свидетеля?

Травма свидетеля — это психологическая травма, которую получают люди, наблюдающие, как происходят тяжелые события. Когда человек видит, как кого-то, например, избивают, в его организме происходит выброс гормонов стресса, он может испытывать боль и напряжение. За эти реакции отвечают зеркальные нейроны (нейроны головного мозга): даже оставаясь физически сохранными, мы переживаем.

С другой стороны, психолог центра «Не терпи» и автор книги «За закрытыми дверями. Почему происходит домашнее насилие и как его остановить» Татьяна Орлова убеждена, что у насилия нет свидетелей — есть только участники. Если человек видит или узнает, что происходит насилие, он начинает испытывать чувство беспомощности, которое и становится травмирующим фактором. 

«Поэтому все наблюдатели — это на самом деле пострадавшие: они переживают точно такую же травму, только меньших масштабов, — говорит Татьяна Орлова. — Это очень похоже на то, как дети переживают ссоры и драки родителей. Их могут не бить, но они наблюдают и от этого страдают».

В домашнем насилии, как и в публичном, часто бывают искажения: или травмирующий факт обесценивается, или происходит подмена понятий, обращает внимание Орлова. Если муж бьет жену, то «она его спровоцировала». Часть детей начинает защищать мать: они разделяют ответственность за происходящее или испытывают вину, потому что не могут ее защитить. Другая часть детей присоединяется к версии, которую выдвинул тот, кто сильнее, — это дает им чувство безопасности и спокойствия. Но травмирован при этом каждый ребенок, вне зависимости от того, на чью сторону он встал. 

Как проявляется травма свидетеля?

Клинический психолог, гештальт-терапевт и преподаватель Московского института гештальта и психодрамы Ирина Бондаренко отмечает, что почти все ее клиенты в течение последних недель «получили травму свидетеля». 

«Они рассказывают, что их жизнь остановилась, — говорит Ирина. — Кто-то не мог выходить на работу, хотя рядом не летают бомбы. Кто-то говорит, что у него “шесть недель не получается включиться в свою жизнь”. Кто-то смотрит новости и плачет, не понимает, “как можно радоваться чему-то, когда людей убивают”. И все это — классические примеры травмы свидетеля». 

Специалисты отмечают, что человек может испытывать травму свидетеля, даже если внешне его поведение не выглядит измененным или он отрицает происходящее. Например, люди, которые стали экстренно запасать еду и лекарства, не признавая страшные события, тоже подвержены этому состоянию. 

«Они говорят: “Все нормально, все будет хорошо” — а потом добавляют: “Но ночью я все время плачу”», — рассказывает про своих клиентов Ирина Бондаренко.

При этом неправильных чувств нет, подчеркивают специалисты: можно совершенно по-разному воспринимать причины происходящего и не пускать в свое сознание подробности ситуации. Татьяна Орлова отмечает, что у многих ее клиентов происходит «тотальное вытеснение причины травмы»: они объясняют свое ухудшившееся психическое состояние по-разному — от проблем на работе до проблем в отношениях с близкими.

Какие последствия для психики несет травма свидетеля?

Специалисты отмечают, что после начала «специальной военной операции» они столкнулись с тем, что у многих их пациентов началось обострение психиатрических состояний — психозов, депрессивных, тревожных и биполярных расстройств. Ирина Бондаренко отмечает, что в разной степени хуже стало всем ее клиентам.

«Те, что до 24 февраля стабилизировались, наблюдают, как образовалось разомкнутое полотно жизни — и это вызывает сильнейший откат, — делится Бондаренко. — Посоветовавшись с психиатрами, с которыми я работаю в паре, мы решили не отменять многим из пациентов ранее назначенные препараты».

Татьяна Орлова добавляет, что в центре «Не терпи» с началом «спецоперации» резко возросло число обращений, многие из которых были связаны с суицидальными настроениями. 

«В начале “спецоперации” у нас повально были суицидальные запросы: “Как будто нет выбора, я беспомощен”, — вспоминает слова клиентов Татьяна. — Людям казалось, что в этой ситуации есть хоть какой-то выбор: как минимум жить или не жить. Такая реакция психики — про возвращение себе дееспособности».  

Потом клиенты центра «Не терпи» приходили с растущим гневом от разрушенных планов и хода жизни, переносом этого гнева на близких. Позже было много обращений, связанных с разрушением близких отношений. Сейчас, по словам Татьяны Орловой, настало время реакций самобичевания и ответственности за мир. 

«Я истощаюсь, очень много работаю — пишу посты, помогаю беженцам, но ничего не могу сделать и остановить», — описывает она запросы обратившихся. 

Какие факторы усугубляют травму свидетеля?

В последние два месяца психические состояния обостряются по нескольким причинам. Первая — информационная доступность: люди никогда не получали одномоментно так много сведений о военных конфликтах.  

«Люди сутками держали телефон рядом с собой, даже когда родственники писали им: “Пойди поспи, я в бомбоубежище, со мной все нормально”», — рассказывает Бондаренко. 

Помимо этого, на травму свидетеля накладываются воспоминания о прошлых периодах военных действий — о Второй мировой, чеченской и афганской войнах. 

Еще один усугубляющий фактор — обесценивание чувств того, кто испытывает травму. Во-первых, это связано с тем, что люди не могут открыто говорить о чем-то из-за законодательных запретов. Во-вторых, происходит поляризация социума и близкие перестают слышать друг друга. 

«Помимо переживания самой травмы свидетеля мы попадаем в осуждение и обесценивание в духе “че ты паришься”», — говорит Ирина Бондаренко.

Для каждого человека самое страшное — потерять надежду, считает психолог Юлия Булавинцева. Для любого это внутренняя опора. По словам Юлии, пассивное наблюдение как раз «очень способствует» этому.

«Усиливает тревогу и двойственность ситуации: страх одновременно и за свою жизнь, и за жизнь других», — уточняет она. 

Как понять, что мне нужно к специалисту?

Важным индикатором того, что человеку стоит обратиться за помощью, специалисты считают длительные (около двух недель) нарушения сна, рост тревоги, любые крайности: желание постоянно смотреть новости или, наоборот, избегание информации, уход в себя. Острая стадия может длиться до трех недель — в это время обостряются психосоматические состояния и даже снижается иммунитет.

«В целом важны любые длительные нарушения в цепочке “сон — питание — движение — настроение”, — говорит Ирина Бондаренко. — Если жизнь для вас остановилась, вы много плачете и раньше столько никогда не плакали, если изменился аппетит, снижается физическая и интеллектуальная активность, если у вас появились навязчивые мысли — это повод обратиться к специалисту».

Вместе с тем психические состояния у людей, находящихся длительное время в травме свидетеля, меняются очень быстро, и это нормально: психика адаптируется. По мнению Татьяны Орловой, к специалисту стоит идти тогда, когда какое-то состояние начинает очень сильно доминировать: постоянный гнев, который невозможно сдерживать, апатия и депрессия, навязчивые суицидальные мысли. 

«Не с каждым состоянием нужно бежать к специалисту, но если в каком-то состоянии человек застревает, то нужна помощь, чтобы создать лучший баланс защитных механизмов. Важным индикатором тут служит интенсивность этого “застревания”: если интенсивно пребывать в печали неделю еще более или менее выносимо, то в гневе — все-таки очень тяжело», — говорит Татьяна Орлова.

Как преодолеть травму свидетеля?

Если события вызвали переживания такой интенсивности, что человек долго не может их преодолеть, — это уже травма. Это состояние важно прожить и осмыслить, даже если говорят, что травмы нет. 

«У волонтеров, которые пытаются пережить травму, помогая нуждающимся, она часто становится отложенной, — продолжает Ирина Бондаренко. — Как во время ковида, когда врачи из красной зоны признались в расстройстве сна и депрессии через несколько недель или месяцев». 

«Спасательным кругом» на фоне военных событий, по словам специалистов, становится «обострение жизни». Это могут быть социальные обязательства — родители, дети, работа, ипотека и бытовые дела, в которые приходится неизбежно вовлекаться.

«Хорошо помогают группы психологической поддержки, там дают очень важное ощущение для переживания травмы: ты не один», — отмечает Ирина. 

Выбирать опоры и поддержку стоит внимательно: иногда приходится трансформировать старые связи и выстраивать новые. По словам психолога Юлии Булавинцевой, идти за поддержкой туда, где ее нет, — это как идти за платьем в хлебный магазин — бессмысленно и даже может быть вредно. Это лишь усиливает враждебность, изоляцию и одиночество.

«Постарайтесь объективно оценить свое окружение и найти в нем хотя бы одного-двух людей, которые помогут преодолеть этот “внутренний контейнер изоляции”. Позволят вам перестать чувствовать себя отщепенцем и чужаком, а просто одним своим присутствием помогут вам засвидетельствовать свои чувства. Если нет рядом человека, то всегда есть ручка и бумага: фиксировать и проговаривать свои чувства и переживания очень важно», — советует эксперт. 

Специалисты также считают, что важна любая размеренная и структурированная деятельность — например, можно поддерживать себя телесно, с помощью комфортной физической нагрузки. Хорошо помогает любое «заземление через ощущение себя», но без насилия над собой.  

«Важно помнить: коллективная вина парализует, — подчеркивает Ирина Бондаренко. — Поэтому обязательно нужно возвращаться к индивидуальной ответственности: контролировать можно только свою жизнь».

• Теги:
• проживание травмы
• психологическая помощь