Не одни

24 февраля наша жизнь изменилась. Люди потеряли уверенность в завтрашнем дне, у многих изменились отношения с близкими, привычный образ жизни. «Ясно» и «Такие дела» попросили разных людей рассказать, что произошло с ними из-за «спецоперации» в Украине, и поделиться переживаниями об этом. В результате мы получили почти сто историй и благодарны их авторам за смелость и искренность.

Мы выбрали несколько сюжетов, в которых многим будет легко узнать себя или своих близких. В этом и есть цель проекта — показать, что, как и наши герои, мы не одиноки в своем одиночестве. То, что происходит, тяжело. Но, как ни странно, тревога, боль, изоляция, опыт расставаний или конфликтов с близкими могут быть тем, что нас объединяет, поводом помогать и заботиться друг о друге. 

О том, как герои нашего проекта могут поддержать себя прямо сейчас, мы спросили психотерапевтов «Ясно» — вы найдете их комментарии в конце каждой истории. За тем, как проект будет развиваться, вы можете следить в соцсетях «Ясно» и «Таких дел».

Ситуация: все уехали, а героиня осталась

Евгения:

«Я живу одна, меня это никогда не смущало. Работа, поездки, друзья, которые всегда рады встрече. Мне никогда не бывало скучно или плохо, наоборот, свое одиночество я воспринимала как привилегию. А потом началась “спецоперация”, и все изменилось.

Утром 24 февраля я проснулась и охренела от новостей. А потом впала в оцепенение. Я перестала нормально спать и есть. Просто лежала в кровати и смотрела либо в телефон, либо в потолок. В одну из бессонных ночей мне подумалось, что, если бы я жила не одна, проживать “спецоперацию” было бы легче. Можно было бы обниматься. Можно было бы взахлеб говорить. Можно было бы рыдать и получать утешение. Отвлекаться на готовку еды для другого. Даже выть вдвоем было бы веселее. Я же выла в кота. 

На третий день событий в Украине мы с друзьями собрались небольшой компанией, долго говорили, обнимались, пили вино. Полегчало и стало понятно, что спасение от ужаса одиночества — чаще собираться вместе. А потом друзья один за другим начали уезжать из России. Я тоже думала о том, чтобы уехать, но не смогла представить себя за границей без своей работы. Я журналист, езжу по России и пишу о том, как здесь живут люди. Об их проблемах, достижениях и борьбе. Я не смогу заниматься тем же самым в Европе. Еще от переезда остановила патриотическая мысль: кто-то должен здесь остаться, чтобы журналистика окончательно не умерла. Я решила жить в России до тех пор, пока есть работа, смыслы и бомбы не падают на голову. Увы, многие близкие решили иначе. 

Меня охватила волна тоски и непонимания: как теперь справляться без друзей? Реальные встречи превратились в зумы — хоть что-то, но все-таки не то. Появились сомнения: а правильным ли решением было остаться? Может, стоило тоже уехать? Страхи: а вдруг друзья не вернутся? А вдруг отключат интернет и связь окончательно оборвется? А что я буду делать, когда в России закроют последнее медиа?

Сейчас я испытываю тревогу и одиночество. Страх, что скоро уедут последние близкие люди. Что одна я не справлюсь. Что мир никогда не станет прежним, будет только хуже и хуже, а мне даже не в кого будет уткнуться, кроме кота».

Комментирует Екатерина Артеменко, гештальт-терапевт, комьюнити-директор сервиса «Ясно»:

«Наши потребности и ориентиры в ресурсах меняются в зависимости от того, в какой ситуации мы находимся. Героиню все устраивает, пока не возникает внешняя дестабилизирующая ситуация, которая расшатывает устои и обостряет две базовые потребности — в безопасности и близости.

Героиня впадает в оцепенение, прячется от происходящего, будто в ракушку. Затем снова открывается людям, получает их близость, чувствует, что рядом кто-то есть. Но люди уезжают, и потребность в близости становится фрустрированной. Что делать? Нужно присвоить себе свои потребности: понять, что ты хочешь близости, испытываешь желание быть увиденной, почувствовать безопасность. Придется воссоздавать все заново вместе с новыми людьми — но прежде нужно прожить период горевания, попрощаться с тем, что закончилось.

Героиня говорит, что не знает, какое решение было бы правильным: уехать или остаться. Так вот здесь нет правильных решений: сейчас все люди пытаются адаптироваться и справиться с переживаниями — по-разному, кто как умеет. На сегодняшний день у нас недостаточно данных, чтобы понимать, какие решения будут правильными, а какие нет. В этой точке важно относиться к себе с милосердием, а не ругать себя и не стыдить, не направлять на себя злость и разочарование по поводу того, что близкие “бросили”. Присвоив себе потребность в близости, можно начать искать способы, как удовлетворить ее в новой реальности. Главное — не торопиться и не спешить: резкими движениями тут ничего не поправить». 

Иллюстрация: Наталья Ямщикова для ТД

Ситуация: героиня — украинка, но живет в Москве. Теперь у нее конфликт и с украинцами, и с россиянами

Карина:

«Я украинка. Два года назад вышла замуж за русского и переехала в Москву. 

24 февраля мне в панике позвонила мама: “Началась “спецоперация”!” С этого момента моя жизнь превратилась в сущий ад. 

У меня начались конфликты со всем моим окружением в Москве, доходило даже до драк. Первое время они все твердили, что это “всего лишь военная операция”, а в это же время мои родные из Украины присылали фото бомбежек их домов. Каждый день мне приходили сообщения из разряда: “Сегодня расстреляли X. с мужем и ребенком в гражданской машине, тела забрать не можем”. Мне звонили друзья и рыдали в трубку: кто-то лишился дома, кто-то — ребенка, а кто-то — родителей. Моя семья находится в центре боевых событий, каждое утро я жду сообщения от мамы: “Жива, не переживай”. И мое сердце просто разрывается на части. 

Мне стало невыносимо находиться в Москве, я решила уехать. На границе меня задержали, начали допрашивать, насмехаться. Чудом удалось покинуть страну. 

Проблема в том, что ни одна из сторон меня теперь не принимает. Я лишилась сразу двух домов — в России и Украине. 

Мои украинские друзья стали называть меня предателем, потому что два года назад я переехала. Некоторые стали желать смерти. А российские друзья (уже в меньшей степени) говорят, что мы, украинцы, это заслужили, мол, “так вам, нацистам, и нужно”. 

Я не знаю, смогу ли вернуться домой в Украину, имея штампы в паспорте из России. 

Я поддерживаю свою Родину, несмотря ни на что, помогаю, как могу, но с каждым часом становится все сложнее бороться с хейтом с обеих сторон. 

Единственный человек, который от меня еще не отвернулся, — это моя мама, которой безразлично, где я жила, главное, чтобы жила. Мне тошно от того, что у меня есть еда, вода, квартира и мне не нужно прятаться от снарядов и ночевать на полу в подвале, как это делают мои родные. Мне стыдно, что я живу в хороших условиях и могу слушать музыку, когда у моих родных в ушах звенит от постоянных взрывов. Я не хочу больше ни есть, ни пить, ни ходить в душ, ни жить. Чувствую опустошение, апатию, бессилие и злость‎».

Комментирует Марина Волкова, клинический психолог, психотерапевт сервиса «Ясно»:

«Эта история ярко и драматично показывает, с какими переживаниями сталкиваются люди, чья идентичность и жизнь связаны одновременно и с Россией, и с Украиной. 

Люди как будто перестают видеть в героине отдельного человека со своими взглядами и чувствами. Ее делают объектом для размещения собственных невыносимых переживаний, в который “складывают” ожидания, агрессию и боль, — так они пытаются эмоционально нормализоваться и успокоить свою тревогу.

Важно понять, что вы не контейнер для чьего-то ужаса, и отделить такие попытки от собственной личности. Люди не справляются с переживанием, вы ни при чем. Вы ничего не должны ни тем, ни другим. Вне зависимости от того, чьей стороны придерживается собеседник, вы не сделали ему ничего плохого. Напоминайте себе об этом. К сожалению, и те, кто говорит о предательстве из-за переезда, и те, кто уверен, что “так и надо”, видят не вас, а собственные фантазии — и из-за этого правда может быть очень одиноко.

Важно найти в окружении людей, которые услышат вашу боль, поймут и примут, а не будут в чем-то обвинять. Утешайте себя, если обвиняющий голос прорывается внутри. Самые страшные атаки — не от окружающих, а те, которым мы верим и которые начинаем повторять изнутри. То, о чем говорит героиня, похоже на “вину выжившего” — специфические чувства, возникающие как отзвук ПТСР и свидетельствующие о том, что горе утраты, связанной с происходящими событиями, пока еще не прожито. Важно осмыслить, что это может быть за утрата — связи, близкие, место жительства, — и позволить себе горевать. А еще такая вина — это отзвук чужой агрессии, которую вы перенаправляете на себя вместо того, чтобы ответить обидчику и сказать ему о несправедливости и недопустимости любых его обвинений. Представьте обратную ситуацию: вы находитесь в зоне боевых действий, а человек, который вам дорог и которого вы любите, — в безопасности, с ним все хорошо. Помните, что для другого, который искренне к вам относится, факт, что ваша жизнь в порядке, станет не упреком, а огромной поддержкой.

Я бы рекомендовала обратиться за поддержкой к психотерапевту и, возможно, медикаментозно поддержать свое состояние с помощью психиатра». 

Ситуация: героиня вынуждена была уехать после того, как почти две недели провела в спецприемнике за участие в антивоенном митинге

Полина:

«Спустя полгода жизни экспата я вернулась в Россию. На четвертый день меня задержали в Петербурге за участие в акции против “спецоперации”. В ожидании суда я двое суток просидела в ОВД: маленькая камера на семь человек практически без воздуха. Заседание суда шло три минуты, приговор — двенадцать суток. 

Дальнейшие дни я провела в спецприемнике на Захарьевской улице. Вдвоем с художницей мы сидели в камере два на пять. Я училась ходить в туалет на глазах у соседки, не раздражаться от зеленого цвета стен, спать со светом (в темноте запрещено), видеть позитив в небе через две решетки, радоваться одному часу прогулки, а главное — начала творить. Мы создавали “зэк-арт” и передавали между камерами. Я писала документальный дневник, обдумывала создание докфильма и так далее. Научилась управлять эмоциями, замечать зарождение тревоги и блокировать ее, чтобы не сойти с ума.

После выхода из заключения мне пришлось бежать из страны. Я оказалась без работы, жизнь в прямом смысле началась заново. Всех родных, которых я не видела полгода, я смогла коротко повидать за два дня, и снова пришлось прощаться. В очередной раз собирать чемодан после полугодового путешествия было больно. Я понимала, что в этот раз уезжаю, возможно, надолго. На сей раз эмиграция, и меня вынуждают. 

Только спустя неделю после выхода из тюрьмы я начала понимать, что пережила. Я вспоминаю всю эту несправедливость, и мне больно за себя отдельно и за всех нас, “свободных”, вместе. Я плачу неожиданно для себя каждый раз, когда меня просят рассказать об этом опыте. Мне больно от того, что я чувствую, будто кто-то выгнал меня из дома, вынудил прощаться с семьей, уезжать и переживать экстремальный стресс. Мне больно, что я не нужна своей стране, в которой я выросла и была воспитана. 

Только после пересечения границы у меня исчез неизвестный мне до задержания кагэбэшный страх. Четыре дня после освобождения я боялась активничать в сети, рассказывать о своем аресте, было страшно не выехать и так далее. Пугали неизвестные звонки на мобильный, странные вопросы от неизвестных дяденек в кафе. У меня нет прописки, я знала, что меня сложно найти, но все равно было очень страшно.

Прямо сейчас я временно в Ереване. Чувствую физическое и психологическое истощение. Очень жду возможности отоспаться, ничего не делать и дальше начинать поиск работы, реализацию творческих проектов и построение дальнейших планов».

Комментирует Юлия Терешкина, психоаналитик, психотерапевт сервиса «Ясно»:

«Героиня пережила острый стресс. В короткий промежуток времени оказались нарушены едва ли не все ее границы. Травмирующим здесь является практически все: задержание, лишение свободы, содержание человека, как животного, ситуация полной неопределенности и страха за свою безопасность. Думаю, ее спасла способность к творчеству, это не дало внешнему давлению уничтожить ее внутреннюю свободу. 

Сейчас в состоянии героини можно отметить сильное истощение и груз пока не осмысленных потерь. В такой ситуации стоит быть как можно внимательнее к своему самочувствию, замечать, нет ли признаков ПТСР или депрессии, которым очень легко развиться на этой почве. И обязательно обратиться за помощью, если будут нарушения сна, концентрации, памяти или ощущение внутреннего онемения.

Сильная сторона героини — это ее умение творчески переживать реальность и контактировать с ней. Ее опыт может стать мотивацией и основой для создания собственного проекта по теме того, что ей пришлось пережить, а чувства — каналом поддерживающей связи с другими людьми. Ощущение, будто ты отвергнут своей страной, очень болезненное, и общение должно помочь героине справиться с одиночеством и изоляцией. Важно не пытаться отгородиться от своей боли и воспоминаний, нырнув в новую жизнь, а дать себе право горевать, злиться, тревожиться».

Ситуация: героиня осталась в России, работает в независимом СМИ и обижается на тех, кто уехал

Татьяна:

«Я учусь на четвертом курсе факультета журналистики ВШЭ. Почти все мои однокурсники работают журналистами или в медиа. Почти все они говорят, что “все не так однозначно”, и рассказывают про страшное НАТО, которое собиралось напасть на бедную Россию.

Незадолго до “спецоперации” устроилась в одно независимое медиа. Я успела проработать всего около двадцати дней, а потом столкнулась с ежедневным страхом блокировки издания, его закрытия или уголовного дела на меня и моих коллег. Мне пришлось сделать тяжелый выбор — согласиться на военную цензуру.

Многие мои друзья и знакомые уезжают, и я чувствую обиду на них. Я вижу, что за границей им легче живется. При этом они постоянно пишут, что россияне виноваты в происходящем. Получается, я виновата в том, что остаюсь и продолжаю бороться? То же самое касается и друзей, которые никак не выразили свою поддержку, когда начались репрессии и цензура.

Как журналистка, я чувствую себя никчемной и запертой в нынешних цензурных ограничениях. Я всегда считала, что журналист должен говорить правду, несмотря ни на что, — так меня учили и так я жила раньше. Сейчас я приняла решение не называть происходящее так, как оно называется, потому что не могу покинуть страну и не хочу оказаться в тюрьме. От этого очень тяжело дышать и жить, особенно если всю жизнь жил по-другому».

Комментирует Юлия Терешкина, психоаналитик, психотерапевт сервиса «Ясно»:

«Татьяна столкнулась с нападением на свою профессиональную позицию, свободу слова, свои ценности как человека и журналиста. Героиня находится в тяжелой позиции, делает свое дело под постоянным давлением. Это как быть на передовой. 

Человеческая психика устроена так, что из-за стресса мир будто делится на своих и чужих: тех, кто стоит плечом к плечу, и капитулировавших, бросивших. Это защитная функция, которая упрощает мир, когда нам трудно выдерживать смешанные чувства. Любимая работа оказывается не такой уж надежной, друзья — не такими сильными и смелыми, как хотелось бы, да и мы сами уязвимы. Мы пытаемся разрушить плохое и отстоять хорошее, забывая, что это части одного целого человека или явления. Это может принять форму максимализма, категоричности и ведет к потере отношений.

Прежде всего героиня сейчас нуждается в поддержке и безопасном пространстве, где она сможет злиться, бояться и встречаться со своей болью. Она переполнена переживаниями, а в одиночку крайне трудно переработать столько чувств. 

Простая практическая рекомендация — организовать режим, чтобы отключаться от информационного шума. Можно последовательно сосредоточиться на выполнении любимых дел или физической активности — это поможет снять фокус с сильных переживаний и дать им выход». 

Иллюстрация: Наталья Ямщикова для ТД

Ситуация: героиня бросила университет, потому что там все поддерживают «спецоперацию»

Евгения:

«‎Я студентка. В один день атмосфера в университете резко поменялась. Практически все мои знакомые и одногруппники стали агрессивнее. Ни одна пара или даже перемена не обходились без ярых споров на тему политики. Все преподаватели резко перестали преподавать и начали обсуждать на парах политику. Доклады и выступления перестали затрагивать реальные темы предметов. Знакомые по учебе, которых я считала спокойными и рассудительными людьми, стали кидаться на меня, в частности, из-за того, что с ними эту тему я обсуждать не хотела. Я разорвала контакты с большим количеством людей.

Я чувствую злость и печаль. Приняла решение не посещать университет. Невыносимо находиться среди всех этих людей, считающих своим долгом объяснить мне мироустройство. Мне не хочется после занятий рыдать несколько часов, потому что весь день я только и делала, что впитывала чужой негатив и старалась разрулить конфликтные ситуации. Я на последнем курсе, очень хотелось бы получить диплом и все забыть. Но если меня отчислят, я не буду расстроена, мне уже наплевать. 

Сейчас я нашла работу, в офисе обстановка совсем другая, мое состояние улучшилось. Не знаю, как мне сдавать экзамены и защищать диплом, если тошно при одной мысли о моем университете». 

Комментирует Марина Волкова, клинический психолог, психотерапевт сервиса «Ясно»:

«Справляться с резким ростом агрессии непросто. Тема политики кажется болезненной, и если в других ситуациях можно помочь себе, отстранившись и абстрагировавшись, то в случае с учебой это сделать сложнее. Если пространство, которое по смыслу для этого не предназначено, вдруг превращается в “политическую арену” — это значит, что люди, которые обеспечивают учебный процесс, пока не справляются с происходящим. Им трудно вернуть фокус внимания к реальному предмету их работы.

Выйти из ситуации — действительно хороший способ поддержать себя и не заражаться интенсивными эмоциями окружающих. Проблемный момент может быть в разрыве контактов: их лучше не рвать насовсем, а ставить на паузу. Люди, которым вы доверяли, которые раньше были спокойными и рассудительными, вряд ли стали чудовищами в один момент. Кризис отгремит, а связи с ними пропадут. Наверняка вас все еще соединяет много хорошего, и об этом не нужно забывать. Героиня отмечает, что чувствует злость, — возможно, что ее переживания тоже становятся катализатором конфликта для других людей.

Эта история хорошо иллюстрирует, почему попытки объяснить друг другу мироустройство — это то, что сейчас вообще не работает. Это разъединяет людей друг с другом. Более рабочей здесь является идея о том, чтобы признать и принять разность наших позиций, но попытаться найти связи, чтобы остаться вместе.

Посещение университета сейчас явно перестает отвечать своим задачам. Образование страдает из-за того, что и студентов, и преподавателей штормит. Но есть задача получить диплом, и следует построить очень техничный путь к нему. Важно включить рациональную часть: диплом — это то, к чему героиня шла много лет, вкладывала свое время и силы. Бросить все можно, но есть вероятность того, что в будущем облегчение сменится сожалением.

Если сейчас в университете невыносимо, можно подумать о том, как поставить учебу на паузу: выйти в академ, отчислиться, но узнать заранее условия восстановления, договориться о дистанционном формате. Работа, где есть дружественная успокаивающая среда, правда будет благотворно влиять на эмоциональный фон, но важно при этом кому-то выразить свои чувства по поводу университета, дать себе их прожить». 

Иллюстрация: Наталья Ямщикова для ТД

Ситуация: героиня уехала с родителями, но с ними плохие отношения. А с бабушкой и бойфрендом — хорошие, но они остались в России

Мария:

«Мы с родителями временно переехали в другую страну. Не знаем, вынудит ли нас ситуация остаться здесь из соображений безопасности или мы вернемся обратно в Россию.

Я чувствую себя потерянной. Дома остались мои питомцы, мой молодой человек, моя пожилая бабушка и мои лучшие друзья. Многие из этих людей не могут уехать из страны. Мне сложно быть отдельно от них, потому что бабушка и молодой человек — это самые близкие мне люди, с которыми мне всегда спокойно. 

С родителями мне очень сложно общаться. А находиться с ними в замкнутом пространстве совсем тяжело. Ссоры происходят на ровном месте, из-за стресса мы срываемся друг на друге. Про чувства у нас с родителями не принято говорить открыто, это считается “слабостью”. Я стараюсь вылезать из этого запрета, но встречаю осуждение.

Находиться в другой стране тоже не особенно приятно: тут все по-другому, люди другие, порядки тоже. Все непривычное и чужое. Чувствую вину за то, что мне дана возможность уехать из страны, а я отчаянно рвусь назад. Ощущение апатии и безысходности преследует меня каждый день».

Комментирует Марина Волкова, клинический психолог, психотерапевт сервиса «Ясно»:

«Не совсем понятно, насколько решение уехать принадлежало героине — или же оно было принято под влиянием ее родителей. История про вынужденность всегда сложная, потому что там, где обстоятельства будто принуждают нас, мы отказываемся от своей автономии и свободы. Может ли ситуация вынудить “остаться по соображениям безопасности” в чужой стране? Нет, ситуация не вынуждает. Это мы выбираем, остаться или уехать, исходя из тех или иных соображений. Важно понимать, что выбор у нас есть и есть цена этого выбора. Это будет стабилизировать человека.

На героиню сейчас явно действует чувство неопределенности. Она переживает разрыв с дорогими людьми — очень важно поддерживать связи, насколько это возможно. Мы не можем пойти на свидание с молодым человеком, обнять любимую бабушку, но мы можем созваниваться, писать, выходить на видеосвязь. Наш горизонт возможностей сужается, но не схлопывается — важно это видеть и делать на этом внутренний акцент. Если в жизни существует островок тишины и спокойствия, мы в силах расширять его.

Жизнь в замкнутом пространстве с родителями может быть очень тяжелой. Можно попробовать сместить фокус внимания с самих ссор на состояние, которыми они вызваны: сейчас все на нервах, очень переживают, и причина конфликта — это не вы и ваши отношения, а стресс. Важно освободиться от запрета открыто говорить о чувствах — и если сначала это не получится сделать с родителями, стоит найти круг людей, говорить с которыми будет эмоционально безопасно. 

При эмиграции требуется в среднем четыре года на адаптацию, они проходят достаточно тяжело. Важно создать себе максимально стабильную среду, чтобы себя поддержать: чтобы был какой-то график, распорядок дня, чтобы можно было выйти погулять — простые действия, которые реально помогают держаться.

Вина за возможность уехать может говорить о том, что решение героини было принято под давлением, и оторвалась она не столько от страны, сколько от близких людей, которых потеряла против своей воли. Важно наедине с собой разобраться с мотивами этого переезда. Если она хочет остаться за границей, стоит подумать о постепенном перестроении своей жизни в новой реальности. Если хочет вернуться в Россию, важно допустить эту возможность. Героиня может сказать себе, что она не обречена оставаться там, где находится сейчас. Как и в случае с прошлой историей, героине можно рекомендовать обратиться к психиатру и попросить о фармакологической помощи». 

Ситуация: бывшая жена и дети уехали за границу, герой остался

Андрей:

«‎После развода мы с женой остались в хороших, дружеских отношениях. Мы общаемся как друзья, я много времени провожу вместе со своими детьми-подростками. Единственное, что мы не смогли поделить, — моя любимая кошка, которая осталась жить в их семье. 

Когда случилась “спецоперация”, бывшая супруга довольно быстро приняла решение уехать из России. Я это решение поддержал, хотя сам решил остаться. У меня здесь пожилые родители, которые не смогут пережить мой отъезд, кот и коллеги, которые на меня рассчитывают. Я останусь в России, сколько смогу. 

Жена и дети оставили мне ключ от своей квартиры и кошку, которую я теперь хожу кормить. Когда я впервые зашел в их опустевший дом, меня охватило тоскливое чувство одиночества. Повсюду лежали их вещи — было видно, что собирались впопыхах. В холодильнике — творожки, авокадо, которые покупал себе сын. Кажется, я только в этот момент понял, что остался без близких. Я очень привязан к детям, трудно представить, как теперь жить вдали от них, переживая о том, как они там устроятся.

Скоро я планирую забрать домой их кошку. Пока ношу ей игрушки своего кота, чтобы она привыкала с запаху. Надеюсь, кошка немного примирит меня с новой действительностью и разлукой».

Комментирует Елена Зикеева, гештальт-терапевт, куратор сервиса «Ясно»:

«Герой проживает утрату налаженных отношений с детьми и бывшей женой. Как выйти из состояния печали и одиночества от разлуки? У героя хорошо получается проявлять заботу к животным, в том числе помогать оставленной кошке плавно приспособиться к новым обстоятельствам. Он неспешными шагами планирует ее будущее. Как ни странно, но похожие опоры герой может использовать и для себя, чтобы помочь себе адаптироваться к новым условиям и сохранить включенность в жизнь родных, которые теперь далеко. Стоит больше разговаривать: по видеосвязи, по телефону, на простые и сложные темы, со всеми сразу и по душам с каждым членом семьи отдельно. Главное — говорить регулярно. Можно подумать о совместных путешествиях и гостевых встречах — да, планировать сейчас непросто, но мечтать никто не запрещал. А что касается реальности, то снизить уровень тревоги и одиночества помогут встречи с близкими, забота о ком-то важном. Поможет и работа с психологом с темой утраты прежнего и адаптации к новому, поиск и формирование нового круга общения — с людьми, у которых общие интересы и есть ресурсы на взаимную поддержку».

Иллюстрация: Наталья Ямщикова для ТД

Ситуация: все окружение героини поддерживает «спецоперацию», а она нет

Лиля:

«‎Когда в Украине началась “спецоперация”,  у всех был шок. Конечно, хотелось говорить об этом с близкими, искать у них поддержку и ресурс. Оказалось, что самые близкие люди — мама, любимый человек и моя лучшая подруга — поддерживают военные действия России. 

Помню, я выложила у себя на странице прикол про Путина, высмеивающий “спецоперацию”, а маму это сильно задело, она расплакалась. Эта ее реакция меня напугала, я удалила картинку. 

Мой молодой человек сказал мне, что я должна стыдиться своего мнения: “Тебя спасают от нападения Америки, а ты, бессовестная, осуждаешь свою страну!” После этого я целую неделю не могла с ним разговаривать, и в конце концов мы договорились, что просто не будем говорить о политике.

У нас с подругами есть чат, в который я перестала заходить. Потому что когда доходит до обсуждения происходящего, я не могу поддерживать то, что они говорят. Испытываю негативные эмоции, хочется доказать, нагрубить, задеть. 

С лучшей подругой мы попытались обходить эту тему в общении, но это оказалось труднее, чем я думала. Раньше мы всегда общались тепло, а последний раз расстались недовольные друг другом.

Чтобы сохранить себя, остатки ресурса, я самоустранилась, свела к минимуму общение с друзьями и мамой. Закрылась дома и начала рисовать. Меня накрывает чувство одиночества. Хочется близости, тепла, а я осталась одна со своими страхами и переживаниями. Мне грустно, я чувствую злость, бессилие и потерю. Не знаю, как с этим всем справиться».

Комментирует Елена Зикеева, гештальт-терапевт, куратор сервиса «Ясно»:

«В мире стало больше напряжения, тревоги и неопределенности — эти чувства люди проявляют и в отношении друг к другу. Быть принятым и понятым близкими сейчас особенно важно, а потому героиня, оказавшаяся в одиночестве среди дорогих людей, вызывает у меня много сочувствия.

Можно сказать, что Лиля и ее близкие пытаются идти навстречу друг другу, но, захваченные собственными переживаниями, выбирают для этого неверные способы. Так, в материнских слезах слышны тревога и переживание за своего ребенка, в страхе героини от этих слез — забота о матери. Стоит поискать точку общения, где эти чувства мамы и дочки будут поняты, выражены уместно и никого не ранят.

В отношениях с молодым человеком сквозит осуждение Лили. Много сложных чувств возникает в ответ на отсутствие желаемой поддержки, героиня выдерживает упреки. Молодой человек тратит на это много энергии, и, возможно, так происходит потому, что ему дорого признание Лили, и он не всегда удачными способами пытается получить ее одобрение.

То, что в этот сложный момент пара находит ресурсы договориться об условиях существования вместе, говорит о том, что их союз крепок. Если удается увидеть не только отвергающего оппонента, но и человека, которого любишь и чувства которого приятно принимать в ответ, можно даже после ссоры договориться о бережном отношении друг к другу.

То же самое верно и в отношении подруг: в спорах не бывает правых и виноватых, мир объемен, и здорово, когда удается расшифровать послание, с которым человек затевает ссору. Это может быть желание позаботиться, получить признание, быть выбранным, замеченным или что-то еще. Понимание мотивов человека может сделать отношения более близкими и глубокими.  

То, что героиня смогла найти ресурс в творчестве, говорит о ее самодостаточности. Ресурсы есть и в совместности, и в одиночестве, и здорово, что ей удалось подобрать тот, что хорошо работает прямо сейчас».

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!