У каждого своя нота

— Вот мое рабочее место, — Валерий показывает на стол, где стоят массивные гипсовые формы, большая емкость с густой серой массой и емкость поменьше, похожая на ковшик. — Для самого изделия мы используем эту массу, называется шликер. Зачерпываешь, заливаешь в форму. Распределяешь. Лишнее сливаешь. Дальше изделие сохнет. Нужно еще найти правильное положение, в котором все высохнет быстро, равномерно и без наплывов. Высохшее извлекаешь. И дальше им уже занимаются другие ребята — зашлифовывают неровности, собирают изделие, если оно состоит из нескольких частей. Вот чайничек, например, — Валерий берет в руки белые заготовки. — Для него нужно отлить отдельно крышечку, ручку и собственно чайник. Потом идет декорирование, роспись, глазуровка, обжиг. И вон на тех стеллажах собираются готовые изделия.

Валерий легко идет между стеллажами, подходит к одному, с высокими стаканами: они трехцветные, черно-зелено-белые, цвета переходят один в другой будто бы волной, с брызгами. Край у стаканов изящно-неровный, тоже волной.

— Вот колокольчики. Видите? А это бычок.

И действительно, в лаконичных линиях, украшающих полусферу колокольчика, угадываются суровые рога, глаза.

— Бычков я отливал два месяца. Отлил полторы тысячи, в работе было одновременно двадцать форм, чтобы успеть. Такой вот крупный заказ. И отливал вроде бы одинаково, а каждый колокольчик имеет свой звук, свою ноту. А над этим изделием работаю сейчас, — Валерий аккуратно проводит пальцами по уже готовой плоской тарелке — на ней тоже грозный бык, символ наступающего года.

На полках стеллажей плотными рядками стоят пиалы, кружки, стаканы, колокольчики. Одни ждут росписи, обжига, другие полностью готовы. На некоторых изделиях — лепной орнамент.

— Лепку я не делаю, только отливку. А с такими изделиями у нас вот Миша работает, — Валерий кивает в сторону сухощавого мужчины в черных очках, который из тонкой глиняной колбаски вылепливает на боку кружки ровный спиралевидный узор, а сам продолжает показывать мне мастерскую. — Вот в этих упаковках шамотная глина для лепки. Там у нас печи для обжига. А там — кухня. Девочки сейчас обед готовят, можно и чая-кофе попить — хотите?

Валерий быстро, аккуратно огибая стеллажи и столы, идет к кухне. Глядя на его точные движения, уверенную походку, ни за что не догадаешься — а узнав, не поверишь, — что он почти не видит.

«Люди для меня — силуэты»

Сейчас один глаз у Валерия не видит совсем, другой видит только на 30 процентов.

Зрение было слабым с детства: уже в первом классе на медосмотре обнаружили признаки отслоения сетчатки одного глаза — по всей видимости, следствие какой-то давней травмы. Уже после школы ухудшилось зрение и на втором глазу. В армию из-за этого Валерия не взяли и наказали беречься: не прыгать, не бегать, не напрягаться, не поднимать тяжести весом больше трех килограммов.

— Я спросил: что ж мне, на печке лежать? — улыбается Валерий. — А мне ответили: хочешь сохранить зрение — лежи на печке. Но мне же было восемнадцать, я решил, что буду жить, как живется. И работал, и напрягался, и, когда просили помочь, помогал. Надел очки — и вперед.

С 1977 года Валерий работал мастером по ремонту телефонов, в девяностых нашел еще одну работу — охранником на стоянке. А в 2009 году, не изменяя своему правилу — помогать, если просят, помог сыну поднять на девятый этаж дома тяжелый диван. Казалось, ну разве уж такая большая работа для двух сильных мужчин? Но после этого в глазах начали бегать мушки, зрение затуманивалось. Валерий пошел в поликлинику на прием к окулисту — и прямо оттуда на скорой уехал в больницу спасать то, что осталось от сетчатки.

Правда, один глаз спасать даже не пытались: сетчатка на нем отслоилась совершенно. На сетчатке второго глаза было семь разрывов, в ходе семи операций ее собрали по кусочкам, как пазл. А после выяснилось, что был поврежден зрительный нерв, и Валерий утратил центральное зрение, сохранив только периферийное.

— Гляжу на мир, будто через целлофановый пакет, — описывает Валерий. — Люди для меня — силуэты. Знакомого человека могу узнать по голосу, по одежде, по походке. А лиц не вижу. Я уже даже забыл, как дети мои выглядят, — невесело смеется он. — Бывает, приблизишь лицо максимально, вглядишься — да, мой!

Одиннадцать долгих лет

Дети, а вернее, младшая дочь помогла Валерию пережить самые тяжелые годы. С работы его сократили, и он, бодрый, деятельный, сильный мужчина, которому еще не было и пятидесяти, оказался заперт дома. Но дочка как раз пошла в первый класс, и Валерий взял на себя все домашние дела. Разбудить, накормить, отвести в школу. Днем прибраться, сходить в магазин, приготовить еду. Встретить из школы, снова накормить…

Все это время Валерий искал работу, ходил на биржу труда, но предложить ему могли мало, а с учетом инвалидности по зрению — почти ничего.

Появилась дача, там Валерий снова взял на себя все хозяйственно-ремонтные дела, а еще увлекся изготовлением деревянной мебели. Не просто столов и стульев, а легких, но прочных садовых шезлонгов, удобных складных кресел. Делал все, как учили, как привык: качественно, без брака. Но этого было мало.

— Одиннадцать лет без работы — это страшно, — признается Валерий. — Особенно ужасно было в выходные, все время спрашиваешь себя: что ты будешь делать, чем займешь себя? Конечно, мы что-то придумывали, с дочкой гуляли, я показывал ей старую Москву, ездили и в Хамовники, где я работал телефонным мастером и каждый подъезд, каждую квартиру знал. Но это же временно. Дочка росла, и паника моя нарастала.

Случайно Валерий узнал о существовании организации «Моя карьера». Там его выслушали и впервые не отнеслись к его положению формально, не отделались списком распечатанных случайных вакансий, а поддержали. С подачи «Моей карьеры» Валерий стал ездить на ярмарки вакансий и на третьей такой ярмарке познакомился с создательницей благотворительного фонда «Творческое объединение “Круг”» Мариной Мень. Она рассказала Валерию о керамической мастерской, в которой работают подопечные фонда, и предложила присоединиться к ним.

Быть нужным

— Посуду раньше я только бить и мыть умел, а тут думаю: а, ладно, попробую творить! — смеется Валерий. Но признается: перед началом работы переживал — как приживется в мастерской, каково это вообще — работать в коллективе, где все с инвалидностью.

Мы разговариваем, а в мастерскую заходят люди, здороваются с Валерием, он здоровается в ответ, называя каждого по имени. Мужчинам пожимает руку. Мастерская наполняется звуками: кто-то переговаривается, стучат ножи на кухне, играет музыка из приемника мастера Миши. Миша совершенно слепой. Работают в мастерской и глухие, и слепоглухие, и люди с различными видами ментальных нарушений. Каждому находят то дело, с которым он может справиться и работать полноценно, качественно, с пользой. Валерий, например, хорошо делает отливки, ну а вот сборка изделия не для него: чтобы ровно прикрепить ручку к кружке, его зрения не хватает.

В мастерской делают керамику для розничной продажи, но поступают и большие заказы, например на изготовление стаканов и чашек для кафе или тех же самых колокольчиков-бычков для корпоративных подарков. У заказов есть четкий срок исполнения, и потому все подопечные фонда именно работают — официально, получая за свой труд заработную плату. Правда, для многих, в том числе для Валерия, финансовый вопрос не самый важный — важнее понимать, что ты, твои умения и усилия нужны, необходимы.

То, что он здесь и приживется, и пригодится, Валерий понял сразу. «Тут надо просто быть уравновешенным и ни от кого ничего не требовать, — говорит он. — Нужна тебе помощь — попроси, можешь помочь другому — помоги». За помощью к Валерию идут, если, например, нужно что-то починить, отремонтировать. Еще, когда все стеллажи для готовых изделий оказались заполнены, Валерий сделал новые.

В мастерской становится шумно — молодой парень, моющий пол, громко говорит, почти кричит: «Любовь — это что-то нематериальное, правильно я говорю?! Эфемерность!» Валерий улыбается: «Это Даник, он у нас любит поговорить, причем с кем угодно и о чем угодно, но говорить тихо не не умеет». Скоро выясняется, что за разговорами Даник забыл убрать тележку из-под бутылей с водой — на нее натыкается Миша, идущий по проходу, и начинает ворчать. Валерий моментально встает, чтобы убрать тележку, успокаивает Мишу, тот спокойнее, но все же ворчит: «Почему ты? Это Даня должен».

Легко звенят колокольчики-ангелочки, подвешенные под потолком. Даня громко рассказывает про африканского леопарда.

«Просыпаюсь — сердце легкое»

В феврале будет год, как Валерий работает в мастерской. Он приезжает на работу пять дней в неделю, едет в оба конца сам — никаких сопровождающих, никакой белой палочки. Главный его враг — темнота, короткий световой день, поэтому приходится рассчитывать время дороги с точностью до минуты: в темноте Валерий плохо ориентируется даже в собственном дворе. Но о помощи не просит — даже когда после операций жена пыталась подсказывать ему, предупреждать о ступеньках и бордюрах, он попросил не приучать его к беспомощности.

Выходных Валерий больше не боится — теперь это заслуженные дни отдыха, и недавно, устав за рабочую неделю, он впервые за долгое время позволил себе в субботу и воскресенье ничего не делать.

— Главное, что утром, проснувшись, я больше не прихожу в ужас: как же я проведу этот день? А так было одиннадцать лет, — говорит Валерий. — Сейчас я просыпаюсь — и сердце мое легкое: я поеду на работу.

Чтобы Валерию и другим людям с ограниченными возможностями здоровья, которые хотят работать и приносить пользу, было куда пойти, творческому объединению «Круг» нужна ваша поддержка. Финансирование проекта «ТОК» складывается из грантов, благотворительных пожертвований и выручки от производимой продукции. К сожалению, заработная плата людей с инвалидностью не обеспечивается грантовыми средствами. Фонд платит ее из вырученных денег. Но сегодня объем выручки не позволяет покрыть эти нужды. Поэтому мы просим вас: пожалуйста, подпишитесь на ежемесячное пожертвование! Эти деньги пойдут на зарплату Валерию, Мише, Данику и многим другим. Спасибо.

* Текст подготовлен до начала второй волны пандемии.