Страна невыученных уроков

Фото: Владимир Аверин для ТД

12. 03. 2020

Их спасли от войны, но лишили школ и нормального детства. Как помочь детям сирийских беженцев встроиться в жизнь в новой стране?

Помогаем

Гражданское содействие

Помочь

Десятилетний Мехдат несется по футбольному полю во дворе типовых многоэтажек подмосковного Ногинска. Обводит одного, другого и ударом правой запускает мяч в ворота, которые защищает его брат, одиннадцатилетний Мохаммед. После игры вся команда отправляется за мороженым, газировкой и чипсами в соседний ларек. Обычно погонять в футбол большой компанией во дворе удается только в выходные, в будни соседские ребята целый день в школе, а Мехдат и Мохаммед сидят дома.

МохаммедФото: Владимир Аверин для ТД

Но сегодня в соседней общеобразовательной школе объявили карантин, все снова вместе и смеются: «подфартило». В школу братьев, приехавших шесть лет назад из Сирии, не берут. Первые русские слова и фразы они выучили здесь же, во дворе, с местными мальчишками. С соседями как-то удалось подружиться, невзирая на языковой барьер, а вот парни из других дворов их периодически колотят и дразнят, рассказывает Мехдат. Я спрашиваю, за что, он пожимает плечами: «Говорят, что не любят арабов».

Изгнаны войной

Сирийцы в подмосковном Ногинске появились еще в 90-е годы. Тогда бизнесмены из Сирии арендовали пустующие помещения бывших советских текстильных предприятий, запустили свое швейное производство и охотно звали на работу своих. «В России на фабрике были хорошие условия для карьерного роста и приличные зарплаты»,— рассказывает Абдулазиз, папа Мехдата и Мохаммеда. Многие мужчины, по его словам, оставляли семьи в Сирии, а сами ехали работать в Россию. Сам он первый раз оказался в Ногинске в 2010 году. Условия работы ему понравились. В Сирии у него уже на тот момент была жена Фатима и два маленьких сына, а спустя пару лет родилась еще и дочка Насма.

Слева направо: мама (рисунок Насмы), Насма, Мохаммед, Мехдат

Фото: Владимир Аверин для ТД

Семья жила в большом хорошем доме с его родителями. Местный средний класс, интеллигенция, отец Абдулазиза всю жизнь преподавал в школе арабский язык. Так что уезжал он на заработки со спокойной душой. Из России отправлял семье деньги и навещал несколько раз в году. Когда из дома стали поступать тревожные новости о вооруженном конфликте, он до последнего не мог поверить, что в их цветущий, благополучный город ворвется настоящая война. После первых страшных бомбардировок в Алеппо он понял, что семью нужно срочно вытаскивать. И Фатима с детьми прилетела в Россию. Мохаммеду тогда было пять лет, Мехдату четыре года, а крошка Насма свой первый день рождения отметила уже в Подмосковье. Сначала они верили, что конфликт быстро уладят, все успокоится и они смогут вернуться домой в Сирию. Но с каждым годом ситуация только усугублялась. Хотя российские чиновники уже с 2015 года начали отказывать сирийцам во временном убежище, утверждая, что «война закончилась», Абдулазиз точно знает, что возвращаться им некуда. Их дом разрушен. В уцелевших в Алеппо домах нет воды, разрушена канализация и постоянные перебои с электричеством.

НасмаФото: Владимир Аверин для ТД

В таком же положении оказались десятки сирийских семей в России. И если взрослым, как правило, удается хоть как-то устроиться — отцы работают на швейном производстве, мамы традиционно заняты домом — то детям некуда идти… Российские школы зачастую отказывают в приеме, ссылаясь на отсутствие мест, незнание детьми русского языка, нехватку документов. И получается, что от войны детей спасли, но нормального детства — возможности расти и учиться — у них все равно нет. Без школьного образования у них просто нет шансов встроиться в общество, где им предстоит жить. «Мне бы хотелось, чтобы дети смогли выучиться и получить высшее образование. Может быть, стать фармацевтами. Но время идет, и я понимаю, что с каждым годом им будет все труднее нагнать упущенное. Но победить бюрократию никак не получается», — признается Абдулазиз.

Нет прописки – нет школы

Формально право на образование любому ребенку на территории Российской Федерации гарантируется 43-й статьей Конституции. Но из-за противоречий между Основным законом и отдельными приказами Министерства образования это не всегда возможно. К примеру, в приказе Минобрнауки № 32 от 2014 года прописано, что иностранцы должны дополнительно предъявить документ, подтверждающий право заявителя на пребывание в стране. На получение этих документов уходят месяцы. За то, чтобы Мехдат, Мохаммед, Насма и другие дети беженцев и мигрантов получили возможность учиться в России, уже много лет борется комитет «Гражданское содействие». В 2015 году удалось добиться решения Верховного суда Российской Федерации о том, что отсутствие документов, подтверждающих право родителя на пребывание в стране и наличие регистрации у ребенка, не может быть основанием для отказа в приеме в школу. Но только если в школе есть свободные места. На практике директора ссылаются на отсутствие мест в школах и говорят, что не в силах помочь.

Слева направо: отец (рисунок Мохаммеда), Мохаммед, Насма, Мехдат, мама (рисунок Мохаммеда)

Фото: Владимир Аверин для ТД

Четыре года назад комитет «Гражданское содействие» открыл в Ногинске интеграционный центр для детей сирийских беженцев, чтобы готовить их к обучению в российских школах. По сути, сейчас это практически единственное место, где дети могут получить хоть какие-то базовые знания. Три раза в неделю они изучают математику, окружающий мир, русский и арабский языки. Весь интеграционный центр — это две небольшие комнаты в полуподвальном этаже бизнес-центра. В классе, как всегда перед уроками, галдеж. Девчонки шушукаются и хихикают, мальчишки балуются. Мехдат сегодня на занятия пришел один. У Мохаммеда, поясняет он, болит нога.

Похоже, накануне футбольные баталии закончились для голкипера травмой. Я спрашиваю, чем они занимаются дома в те дни, когда нет занятий в центре. Он хитро улыбается и говорит, что делает домашние задания. Мехдат говорит по-русски, но не очень уверенно, может, просто стесняется. Самир вызывается нам помочь. Самиру скоро 17 лет. В России они с отцом тоже оказались из-за войны. В Сирии он успел закончить три класса и, в отличие от Мехдата, отлично помнит, как началась война, как дети и взрослые в растерянности бегали по Алеппо в поисках бункеров и укрытий.

Русский язык он учил в Ногинске с преподавателем, пока папа был готов тратить на это деньги. Надеялись, что с хорошим русским его возьмут в обычную школу… Но нет, не взяли. Сказали, что уже слишком взрослый, программу не нагонит. Самир говорит по-русски свободно, очень бойко и практически без акцента, а вот читать и писать почти не умеет. Он рассказывает, что многие его родственники устроились в Германии и все их дети ходят в местные школы. В России ему нравится больше. Здесь интереснее, больше перспектив, можно найти хорошую работу, «вот если бы только можно было учиться», — сокрушается он. Идти проторенной дорожкой на швейное производство, как все, ему совсем не хочется. Большинство его ровесников, с кем он начинал заниматься в интеграционном центре, уже давно работают.

МехдатФото: Владимир Аверин для ТД

Я спрашиваю у Мехдата, кем бы он хотел стать, когда вырастет, может быть, нападающим в любимом «Реал Мадрид»? Но он не поддается на мои провокации и говорит, что они с братом будут как папа. Вот только папа хотел бы своим детям совсем другого будущего. Сейчас они подали документы на предоставление временного убежища, чтобы попытаться отдать детей в школу хотя бы в следующем учебном году. А пока Абдулазиз внимательно следит за тем, как его дети ходят на занятия в интеграционный центр, потому что без знаний, которые дают детям преподаватели-энтузиасты, шансов пробиться в школу у них совсем не будет.

Интеграционному центру в Ногинске очень нужна наша с вами помощь. Мы не можем повлиять на директоров школ, но в наших силах поддержать работу интеграционного центра, помочь с оплатой аренды учебного класса и двух преподавателей, чтобы у детей, вырванных войной из родной страны, была возможность учиться и общаться. Очень важно помочь детям интегрироваться в жизнь нашей страны, которая стала им вторым домом, — и любое ежемесячное пожертвование, пусть даже совсем небольшое, поможет этого достичь.