Неделю назад мой одиннадцатилетний сын Коля написал мне в телеграм ближе к полуночи: «Мам, не знаю, когда ты это прочитаешь». Внутри все сжалось
Маргарита ЛогиноваФото: Вера Сальницкая
Коля был на каникулах у бабушки на море, с Новосибирском, где я живу, разница в четыре часа. Не будь я в командировке в Дагестане, прочитала бы и правда уже следующим утром. Но по случайности я открыла телеграм именно тогда, когда он написал, и тут же ответила, мол, я тут.
Тогда он продолжил: «Привет, мне сейчас так одиноко».
Не знаю, что бы вы почувствовали, но у меня сердце ухнуло в пятки. Потому что ребенок далеко, я еще не знаю, почему ему одиноко, но точно знаю, что прямо сейчас обнять его не получится. Мне нелегко дается родительство именно в этой его части — принимать эмоции детей. Выслушать и принять ребенка в ярости, в грусти, в радости для меня задачка со звездочкой, потому что со мной никто такого фокуса в детстве не проделывал — ни очно, ни по телефону, ни в телеграме. Моим родителям и другим взрослым было чем заняться, кроме этого. Я их не осуждаю, сейчас у нас прекрасные отношения.
Я перезвонила сыну: оказалось, одиноко ему потому, что, пока он на море, его одноклассники переругались в чате. Коля подумал, что вернется домой в Новосибирск и друзей у него уже не будет.
Признаться, я выдохнула, когда услышала это. Спросила, нужны ли ему мои советы, и, получив согласие, сказала, что конфликты в коллективе — это нормально, такова групповая динамика, а если ему сложно наблюдать за ссорой, то можно пару дней не заходить в чат, и, скорее всего, все само рассосется, а друзья останутся друзьями.
Мы обсудили еще какие-то события, и он, заметно успокоившись, пошел спать, а я почувствовала себя почти супергероиней. На самом деле родительские удачи случаются со мной нечасто, и это точно была одна из них. Я не только оказалась в нужное время онлайн, но и еще нашла в себе силы, несмотря на тяжелый рабочий день, не обесценить его переживания, не отмахнуться от них, а выслушать и найти правильные слова, чтобы ребенку полегчало.
«Какой-то единичный баг в игре»
На волне гордости за то, какая я классная мать, я запостила скрин нашей переписки с Колей в твиттер, который завела раньше, чем стала мамой.
Этот твит стал моим самым популярным. За следующие пару дней он набрал почти двенадцать тысяч лайков, бесчисленное количество ответов и много ретвитов. Многие писали мне, что тоже хотят быть такой матерью или таким родителем, и особенно трогательно было читать это от людей лет на десять — двенадцать моложе или от ровесников (мне тридцать три), у которых еще нет своих детей, но они уже думают над образом своего будущего родительства.
«Иногда все-таки хочется детей, просто чтобы ПОПЫТАТЬСЯ быть такой мамой (и вырастить чуть менее травмированного человека, чем была я, ха)», — написали мне. Это к расхожему мнению о том, что нынешняя молодежь поголовно чайлдфри и не готова брать на себя ответственность быть родителями. Готова!
Многие писали теплые слова и пожелания счастья нашей семье — спасибо им. Некоторые делились похожим опытом взаимоотношений с детьми и родителями — в этих отношениях тоже есть возможность поделиться любыми чувствами и быть принятыми.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Но дикое количество репостов и реплаев рассказывало, как люди не могут представить себе подобных переписок или разговоров со своими мамами и папами. Вот только некоторые из ответов.
«Даже и не думала так говорить родителям, потому что знала, что они мне ответят, что лучше бы я дома убралась/уроки учила/перестала страдать фигней, поэтому держу все в себе».
«Никогда в жизни больше не открою своей матери душу. Попыталась сделать это зимой, она вроде извинилась, а сейчас снова все забыла и недавно сказала, что терпеть не может, если рядом с ней кто-то плачет или грустит. На этом все».
«Кто-то??? Пишет родителям просто так??? Пообщаться??? Мой диалог с мамой — это “сделай то, сходи туда, список продуктов, а то забудешь”».
«Если бы я когда-то написала это своей матери, она бы:
- ********* (побила. — Прим. ТД) меня ссаной тряпкой морально.
- Отправила заниматься трудотерапией.
- Плюс еще наездила по мозгам, что нечего в интернете сидеть».
«Помню как мне было настолько ***** (плохо. — Прим. ТД), что я написала матери, что хочу умереть, а она ответила: “Ну так умри”. Больше я с ней о своих чувствах не разговариваю».
«Я смотрю на это и просто в шоке, ибо только недавно узнала, что не во всех семьях детям запрещают испытывать отрицательные эмоции. Просто вау, это очень-очень круто».
«У меня ситуация: я говорю маме, что мне плохо, но она говорит, что ей хуже. Я пытаюсь с ней об этом говорить, но она сразу сливается, а мои проблемы она обесценивает».
«Однажды одноклассники вывернули мою сумку наизнанку и выбросили вещи из окна, часть в помойку. Я написала маме, что мне плохо и я так больше не могу, она ответила: “Мне некогда, разбирайся сама”. Мне было тринадцать».
«Родителям можно рассказывать о том, что тебе плохо? Это какой-то единичный баг в игре или что?»
«Я так написала один раз, мне мама ответила, чтобы я брала пылесос и ******** (убирала. — Прим. ТД) всю хату».
«Я однажды имела глупость сказать такое на летних каникулах. Отправили торговать квасом на два месяца».
Получается, огромное количество взрослых, которые вроде должны быть самыми близкими людьми для своих детей, не хотят или не могут всерьез принять их переживания, их маленькие или большие трагедии, их неуверенность в завтрашнем дне, их слезы.
Отдельно озадачили ответы в духе «правильно родители поступали, нечего матери в юбку ныть, надо сызмальства учиться решать свои проблемы самим» или комментарии о том, что сын растет «бабоподобным мужичонкой». Хотелось кричать, конечно: «Але, это вы про одиннадцатилетних детей?!» — но я просто вносила юзеров в черный список.
Слушать друг друга
Вообще-то, я понимаю родителей, которым трудно, — я сама такая же. Когда я увидела свой собственный твит со стороны, то подумала, что и сама хотела бы быть такой мамой, образ которой нарисовался «твиттерским», — заботливой, принимающей, достаточно сильной, чтобы справляться не только со своей усталостью, но и с чувствами других людей, которые от меня зависят.
Как социальный журналист я часто пишу и читаю о семьях и детях, которые оказались в чудовищных ситуациях, рядом с насилием, нищетой и сиротством, то есть для меня социальное неблагополучие ребенка — это в какой-то степени обыденность, потому что такой у меня фокус восприятия. Но по-настоящему обыденным и оттого кошмарным видится как раз вот эта внутрисемейная обстановка, где ты, ребенок, не можешь поделиться с родителями ничем, что тебя тревожит, потому что в лучшем случае тебя проигнорируют, но, скорее всего, еще и отругают за твои эмоции или отправят делать домашку или пылесосить комнату.
При этом, конечно, я сама поступала так наверняка не раз, когда просто не оставалось сил слушать, отогревать, жалеть, утешать — это ведь, на самом деле, тяжелый труд. Стыдно ли мне за это? Да. Хочу ли я кого-то винить за то, что этот кто-то игнорирует своего ребенка? Нет. Потому что чувства вины в родительстве чуть ли не больше, чем любви, родительство чрезвычайно амбивалентно, оно и наполняет, и выматывает, и так каждый день.
И я не знаю, кого хочется взять на ручки больше. Тех детей, которым на реплику: «Мне так плохо, я хочу умереть» — мама отвечает: «Ну и умри». Или маму, которая не способна дать ребенку сочувствия далеко не от хорошей жизни. Или папу, которому все детство запрещали плакать, потому что пацаны не плачут, не грустят, ничего не боятся — нужное подчеркнуть. Может быть, им тоже никто никогда не давал тепла, не слушал. Может быть, и вас не слушали? Дайте обниму.
Но что точно можно сделать, так это на секундочку задуматься: а можем ли мы, дети родителей, переживших девяностые, бесконечные экономические кризисы, бедность, необходимость по-настоящему бороться за жизнь свою и детей и оттого, вероятно, менее чутких, чем нужно было нам, жить уже рядом с нашими детьми немножко иначе?
Нам нелегко, это правда, что бы там ни говорили про «а раньше в поле рожали, на руках стирали, айфонов не было». Но, кажется, не обращать внимания на ребенка, которому одиноко, грустно, страшно, — это и негуманно, и недальновидно. Нам с этими детьми жить до конца жизни, и если сейчас не поговорить, то потом, может статься, второго шанса не будет, да и им это будет неинтересно.
Повторюсь, мне и самой очень сложно. Материнство оказалось не таким, как обещала реклама подгузников, увы. Это изматывающий марафон. Но что еще можно сделать — это погрузиться в среду таких же родителей, осознающих трудности и пытающихся с ними справиться. В этом очень помогают классные медиа. Я, например, уважаю «Нет, это нормально», нежно люблю проект «Бережно к себе» в инстаграме и подкастах, советую подписаться.
Ну и главное: мы теперь взрослые и можем сами найти тех, кто будет выслушивать и принимать нас. Партнеры, супруги, друзья, группы или чаты поддержки для родителей, которые и есть в интернете, и собираются офлайн, психологи — кто угодно, кто даст нам возможность проговорить свои трудности самим, и тогда, возможно, нам будет проще слушать своих детей.
В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.
В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!